Портрет
Михаила Цетлина работы художницы Александры Прегель, падчерицы
поэта
(любезно предоставлен Ангелиной Цетлин-Доминик)
Продолжаем
знакомить наших читателей с творчеством Михаила Осиповича Цетлина
(1882-1945), поэта, литературного критика и основателя журнала
"Окно". Цетлин родился в состоятельной московской семье. Быть
может, именно из противоречия с ее традициями юноша и его друзья
увлекаются идеями революционной борьбы и вступают в партию эсеров.
Первые буквы имен его друзей образовали впоследствии этот загадочный
поэтический псевдоним - Амари. Имя поэтического псевдонима звучит как
французское. Но, конечно, Михаил Цетлин был русским поэтом, сохранившим
и в эмиграции чистоту родного языка, ставшим носителем русской
культуры.
Стихи он писал с юности. В 1906 году вышла первая
его поэтическая книга, благосклонно встреченная прогрессивной критикой.
Амари воспевал романтику служения народу. Но был и подтекст - в
стихотворении "Он ушел на утренней заре" (ранее публиковавшемся
в № 3 нашего журнала) одиночество свободолюбивого юноши-борца - это и
одиночество непонятого окружающими творческого человека - поэта или
художника, как, например, Ван Гог, герой другого стихотворения Амари.
Когда революционное движение в том же 1906 году
пошло на убыль, угроза ареста заставила Михаила Цетлина бежать во
Францию. Таким
образом, из будущих поэтов "парижской ноты" он чуть ли не первым
оказался в этой стране, да и в самом Париже (В 1911 году).
После февральской революции 1917 года Цетлин с
женой Марией возвращается в Россию, где оказывается в центре если не
политической, то уж, по крайней мере, поэтической жизни. Он организует
поэтические вечера, издает коллективный сборник "Весна поэтов". Но
обстановка в стране постепенно менялась, начались преследования эсеров,
на сей раз со стороны большевиков. Пришлось уезжать снова, теперь уже
навсегда. Да и большевистская Россия, "быть может, великая", но
"мерзкая, злая", была чужда поэту, лелеявшему идеалы свободы.
В начале 20-х годов в Париже оказалось много
русских литераторов. Большинство из них бедствовало, и чета Цетлиных
помогала им материально, чем буквально спасла некоторых из них. Для
поэтов всегда была открыта дверь литературно-художественного салона в
доме Цетлиных. Здесь выступали Бальмонт и Бунин, Ходасевич и
Поплавский, а также Рильке, Арагон и многие другие. Цетлин и
сам выступал с чтением стихов, публиковался в эмигрантских литературных
журналах, а в одном из них - в "Современных записках" - в течение
двадцати лет вел отдел поэзии. Упомянем также, что он был одним из
лучших в те времена литературных критиков. В своих стихах Амари уже не
воспевает романтику подвига: настало время осмысления. В одну из лучших
его книг "Кровь на снегу" (1939) вошли стихи о декабристах. Быть может,
размьшляя об их участи, поэт думал и о судьбах своих друзей юности.
Одно из самых сильных стихотворений - "Письмо Каховского императору" - написано непривычным в те времена свободным стихом (это был первый верлибр, написанный поэтом русской эмиграции). Однако интересно
оно не только этим, но и неожиданной своей злободневностью (например,
размышления о конституции и законах). Впрочем, настоящие стихи живут
своей жизнью и в каждую эпоху звучат по-новому.
Анатолий
Кудрявицкий
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я вижу твое искаженное злобой и страстью лицо,
Россия, Россия!
К тебе приковало меня роковое какое кольцо?
Неразрывные цепи какие?
Я так стремился к тебе, и еле тебя узнаю:
Вдохновенную, мерзкую, злую, святую,
И, быть может, великую, только не ту, не мою,
А другую, другую!
ПИСЬМО КАХОВСКОГО ИМПЕРАТОРУ
Не о себе хочу говорить я, но о моем отечестве.
Пока не остановится биение сердца, оно будет мне
дороже всех благ мира и самого себя.
Я за первое благо считал не только жизнью -
честью жертвовать пользе моего отечества.
Умереть на плахе, быть растерзану и умереть в самую
минуту наслаждения - не все ли равно?
Но что может быть слаще, как умереть, принеся пользу?
Человек, исполненный чистотой, жертвует собой
не с тем, чтобы заслужить славу, строчку в истории.
Так думал я, так и поступал.
Увлеченный пламенной любовью к родине, страстью к свободе,
Я не видел преступления для блага общего.
Согрет пламенной, любовью к отечеству -
Одна мысль о пользе оного питает мою душу, -
Я прихожу в раздражение, когда воображаю себе все беды,
Терзающие мое отечество.
Конституция - жена Константина... Забавная выдумка!
0, мы бы очень знали заменить конституцию законом!
И имели слово, потрясающее сердца всех сословий: "Свобода".
Мы не можем жить, подобно предкам, ни варварами, ни рабами:
Ведь чувство свободы прирождено человеку.
Во имя чего звать к восстанию? Во имя свободы.
Свобода - вот лозунг, который подхватят все.
Свобода, сей светоч ума, теплотвор жизни.
Свобода обольстительна, и я, распаленный ею, увлек других.
Жить и умереть для меня - одно и то же.
Мы все на Земле не вечны - на престоле и в цепях.
Человек с возвышенной душой живет не роскошью, а мыслями -
Их отнять никто не в силах.
Тот силен, кто познал в себе силу человечества.
Я и в цепях буду вечно свободен.
О свобода, светоч ума, теплотвор жизни!..
НОЧНЫЕ ТЕНИ
Мне тени мертвые предстали
На краткий час.
Слова забытые шептали
Еще мне раз.
Припоминали все, что было
Давно, давно,
Что сердце бедное забыло,
Как суждено.
И было мне немного страшно -
Слегка, чуть-чуть.
Тоской и радостью вчерашней
Сжимало грудь.
Немного страшно, неуютно
На беглый миг
Увидеть с яркостью минутной
Былого лик.
Или магическое средство,
Безбольный яд,
Вернули юность мне и детство
На миг назад?
Когда бы это просто память
Зажгла свечу,
Я зажигал ее бы пламя,
Когда хочу.
Нет, без желанья, против воли
Пришли они,
Сгустившись в каплю сладкой боли,
Былые дни.
* * *
Я не знаю, играет ли сладостный хмель,
Золотой жужжит ли в нем шмель,
Но ужалено сердце любовью такой
И такой пьянящей тоской!
О шмель волшебный, жужжи, гуди!
Трепещи, ворожи в груди.
Как сияют, как искрятся крыльца твои
Многоцветной пылью любви!
ВАН ГОГ
Н.С. Гончаровой
О бедный безумец Ван Гог, Ван Гог!
Как гонг печальный звучит твое имя...
Сновидец небывалых снов, Ван Гог!
Стою, захвачен вихрями-холстами.
Кто показать с такою силой мог,
Как жадными, несытыми устами
Подсолнечники желтые, как пламя,
Пьют солнца раскаленно-белый ток?
Порою ты, как буйный демагог,
Вопишь с холста, и краски - бунт и знамя.
О красные и синие фанфары,
О этот крик, сияющий и ярый,
О желтые и алые снопы!
И это рядом с "комнатой" убогой,
Где дышит все гармониею строгой,
Где тихо все, и все - не для толпы.
* * *
О, что здесь есть, кроме усталости?
Смотрю на вас, друзья мои!
Немного мудрости и жалости,
Немного боли и любви,
Да тень прозрачная вечерняя -
Еще не близкой смерти час,
Да жизни будничные тернии,
Деля, соединяют вас!
Публикация и подготовка текстов А. Кудрявицкого
Печатается по тексту публикации в альманахе "Стрелец" №
2(78), 1996