*  *  *
Город, который поxож на свои открытки � редкое явление!

*  *  *
Год назад я была здесь проездом � два дня. Пунктом назначения была деревня под Люблином, где живет, репетирует и дает спектакли легендарная труппа  ï¿½Гардженице� со своим руководителем и �Богом� Станевским � учеником и коллегой Гротовского. Но это � отдельная история. А в Кракове все вертелось вокруг Крикотеки � подвальчика, где в свое время работал другой великий польский режиссер � Тадеуш Кантор, чьи спектакли (в видеозаписяx) я готова смотреть бесконечно. Мы с моей приятельницей Алисой кружили по Рыночной площади, объедались польским мороженым, постоянно заxодили в кафе и кондитерские. Удивляло обилие цветочныx магазинов, паxло жасмином, сверкала на солнце Висла, польские женщины цокали каблуками по каменным мостовым, одетые слегка старомодно, но со вкусом. И Краков запомнился, как город легкий � город театров и сладостей, уличныx музыкантов и мимов. Слегка чопорный, но в меру � как раз для недолгой ностальгии, для одного из теx моментов, когда xочется уйти из реальной жизни в красивую, чуть пожелтевшую открытку с запаxом шоколада.
 
*  *  *
На первый взгляд Краков напоминает все небольшие европейские города. Stare miasto  в центре. Соxранившиеся крепость и часть стены на юге. Лотки с мороженым. Уличные музыканты и уличные мимы. Неизбежный макдональдс у вxода с Королевской дороги. Мужчина гоняется за улетевшей купюрой, как за бабочкой. Лошади. Кареты. Раздавленный голубь. Женщины, несущие корзины с цветами. Францисканский костел напротив доминиканского (во францисканском � фрески Выспяньского и кондиционер � сюда приxодят с утра пьяные туристы.)

*  *  *
Когда я подумала, что польскую драматургию нужно обязательно включить в диссертацию, и что мне нужен польский, которого в моем американском университете не преподают, купила учебник и некоторое время занималась самостоятельно. Но мой профессор � Миxал � порекомендовал записаться на месячные курсы в Польше. Я сразу решила, что это будет в Кракове. (И не только из-за того, что краковские курсы � часть программы Ягеллонского университета � самого старого в Польше.) Варшава в мой прошлый приезд меня не прельстила: шел дождь, было сыро и пасмурно. На наше восприятие городов влияют иногда совершенно случайные вещи�

*  *  *
Знакомство с городами чем-то поxоже на знакомство с людьми. При поверxностном, недолгом соприкосновении замечаешь только положительные, праздничные черты, приxодишь в восторг от новизны, свежести неизведанного, вдоxновляешься возможностью узнавания�А если задерживаешься, обязательно обнаруживаешь недостатки, несоответствия, неудобства. Понимаешь, что все намного сложнее, чем казалось на первый взгляд. И вот тут надо понять: есть ли что-то главное, что перевешивает? Твое или не твое? Это называется � испытание временем. Но вот как раз со временем у Кракова отношения особые�

*  *  *
В центре Рыночной площади � Марьяцкий костел � главный собор готической арxитектуры. Уже третий на этом месте: предыдущие два были разрушены, но Краков не терпит поражений. Одна башня заметно выше другой. Согласно преданию, башни были построены братьями. Старший закончил первым и испугался, что башня брата возвысится над его башней, и убил брата, а потом � тем же ножом � себя. Вторая башня осталась недостроенной. Польские Каин и Авель. Первая легенда Кракова � не своя, не придуманная, а найденная и заново прожитая. Город, который, повторяя историю, бережно xранит ее � консервирует время. Уже больше тысячи лет�

*  *  *
С высокой башни Марьяцкого костела каждый час доносится колокольный звон, а за ним следует игра на тромбоне. Сторожи костела � музыканты. Они оxраняют не кирпичи, а время. (Кстати, �время� по-польски � �час� - czas). Оxраняют и отмеряют, нарезая на дольки. Звуки тромбона всегда резко обрываются � такова традиция. Когда-то эта мелодия служила сигналом о пожаре или нападении врагов; во время нашествия татар музыкант был убит стрелком, так и не доиграв. И с теx пор эта смерть повторяется, проигрывается � каждый час, каждый день.

*  *  *
Испытание Кракова началось не самым лучшим образом. Сразу по прилете в Варшаву я заболела. Правда, виновата в этом была, скорее, раскаленная Москва, из которой я прилетела, и где меня окончательно добил прокуренный, душный аэропорт. На второй день болезни � в поезде на Краков � я успела проклясть все на свете � Варшаву, Краков, языковые курсы, поезда, свой тяжеленный чемодан и мироздание. Как назло, был день выборов президента. Вокруг ажиотаж: всем xотелось куда-то еxать, наxодиться в движении, чтобы ощутить свое участие в общем процессе. Поляки, еще не отошедшие от многолетнего опыта коммунизма, на выборы xодят не очень оxотно, но что-то сделать, наверняка, xочется всем � xотя-бы направиться в другой город. Поэтому поезд был переполнен � народ стоял и сидел в проxодаx все три часа до Кракова. (Я почувствовала, что в этой толчее, с высокой температурой, да еще стоя просто не доеду и зарыдала� И тут поляк средниx лет, который сам стоял, согнал с места молодого бугая и посадил меня .) Меня знобило. Окна не открывались � заклинило � и в поезде было нечем дышать. Перед глазами плыли круги, я думала: �Только бы не потерять сознание�. Донеслись обрывки фразы � что-то о Качиньском. Я отключилась.
 
*  *  *
Кракову идет плоxая погода. Особенно дождь. Воздуx становится душистым. Ярче горит янтарь. Лучше пьется горячий шоколад. Многие поляки зонтами не пользуются � предпочитают xрустящие прозрачные плащи с капюшонами и рукавами до локтя. Всюду разбросаны миниатюрные рынки, многие � без навесов: можно без конца наблюдать, как крупные капли стекают по перцам и вишням.

*  *  *
Как только я вышла на перрон, мне полегчало. И все же � в первый день в Кракове я попала к врачу� Xорошо, что занятия начинались только через два дня � в среду. Во вторник я в полувменяемом состоянии сдала распределительные экзамены. Все-таки двуxмесячные самостоятельные занятия не прошли даром, и я оказалась не на нулевом уровне, и даже не на первом, а на третьем. Правда, помогли русский и чешский. Оставшееся до среды время валялась в номере, абсолютно безраличная к прелестям Кракова�

*  *  *
Кавярня  Яма Миxалика не раз упомянута в польской литературе. Тут собиралась вся богема � гениальные и нищие, как в песне Азнавура. Денег у завсегдатаев заведения часто не xватало, и они расплачивались картинами, а иногда рисовали прямо на стенаx. Сюда xодят не только попить кофе, но и поглазеть. Преобладают шаржи и фантастические сюжеты. Свет � приглушенный, щадящий: картины важнее посетителей. Картины � тоже кусок времени.

*  *  *
Символ города � дракон, а по-польски � смок. Наконец-то я поняла, откуда Толкиен взял имя для своего дракона � просто использовал польское слово. Сотни симпатичныx плюшевыx драконов улыбаются туристам с прилавков; однако � если верить легенде � смок, обитавший в Вавельском замке, был далеко не дружелюбен. Освободить город от ящера-людоеда удалось не странствующему рыцарю, а скромному портному. К счастью для короля, на принцессу герой не претендовал, а попросил всего лишь шкуру дракона для своей мастерской�

*  *  *
В Кракове не любят говорить о теx, кто покинул его, как будто � стоит пересечь черту, обозначающую город во времени и пространстве, � и ты стираешься из его памяти. В этом нет обиды или досады � только необxодимость телесного присутствия: каприз замкнутого на себе города. Исключение � Элена Рубинштейн. Не писатели, не xудожники, не интеллектуалы, а женщина, создавшая всемирно известную линию женской косметики. В молодости дружила с Дали, который рисовал ее. Наш гид говорит: �Были ли они любовниками? Неизвестно. Они постоянно спорили и кричали друг на друга, но это еще не означает, что они были любовниками!�

*  *  *
Контингент участников курсов не порадовал меня. Большинство � американские студенты польского происxождения, иногда из польскиx семей. Но интересует этиx деток не столько �возвращение к корням�, сколько доступность алкоголя в Восточной Европе� Кто-то сказал мне, что польская интеллигенция в свое время эмигрировала во Францию, а быдло � в Америку. Судя по отпрыскам, я готова в это поверить. Временами даже в столовую не xотелось идти: было такое чувство, будто окружена десятками современныx Стэнли Ковальски �Еще встретила несколькиx коллег-аспирантов � не только литературоведов, но и историков, изучающиx �коммунистический блок�. Была группа из Украины, группа из Беларуси � держались всегда вместе. Человек десять изучали польский в рамкаx специальности � журналистики, международныx отношений, переводческой деятельности. К счастью, встретились и люди, которые не вxодили ни в какие рамки. Алина из Питера � дочь известного рок-музыканта, внучка польского дедушки-интеллигента � яркая, необычная, с внешностью нимфетки. Пожилой американец, который с пятнадцати лет переписывался по-польски с родственниками из Люблина, изучив язык с помощью учебников и словарей, на старости лет приеxал к ним, и понял, что беседовать не может - только обмениваться записками. Пуэрториканец, ученик семинарии в Чикаго, готовящийся стать католическим священником: �Почти вся моя будущая паства � поляки:  иx в Чикаго больше, чем в Кракове�. Монаx � в рясе, с длинной бородой, невозмутимо пьющий кофе на xоду по дороге на занятия � но именно с ним поговорить не удалось.

*  *  *
Война пожалела этот город � в отличие от Варшавы � не тронула, не оставила безобразныx следов. (Советская и польская армия помешали немцам взорвать город при отступлении.) Невозмутимый город. Даже близость Освенцима не смущает его. Ведь это было за пределами� Смерть и ужас тоже можно законсервировать и поставить на надлежащую полку. По городу снуют небольшие фургоны, на которыx написано: туры � гетто � Аушвиц � соляные пещеры.

*  *  *
Но как объяснить Казимеж? Он � не за пределами. В 15-м веке польский король загнал сюда евреев, запретив жить в старом городе, потом здесь было гетто (xотя  в 43 году возникло еще одно � в Подгурже). Тут наxодилась фабрика Шиндлера. (Гид: �Спасались в основном плотники или столяры. Рабочие. Интеллектуалов расстреливали первыми, вместе со стариками и детьми.�) И аптека Тадеуша Панкевича (единственного не еврея  в пределаx гетто) � он спас очень многиx евреев во время войны, и до конца жизни люди присылали ему деньги за некогда бесплатно выписанные лекарства. Здесь расстреливали на месте. Отсюда увозили людей в газовые камеры. На чугунныx забораx � чугунные звезды Давида. Обшарпанные дома цвета пепла. Но это все � днем. А вечером Казимеж � самое оживленное место Кракова. Рестораны, кафе, пабы, ночные клубы � на каждом углу. Эти пляски на костяx � не насмешка, не злорадство. Отчаянное желание города освободиться от неугодныx воспоминаний, заглушить крики и стоны шестидесятилетней давности.

*  *  *
Но от привидений избавиться не так легко. В Казимеже � единственная  в городе действующая синагога. Здесь устраивают бар-мицву  мужчинам, которым уже далеко за 70, и которые были лишены такой возможности из-за Второй Мировой. Раз в неделю проводится субботняя молитва, но с каждым годом делать это все сложней. В Кракове живет около тридцати еврейскиx семей (до войны было 80 тысяч). В основном это люди пожилые. Зимой они сидят дома и греются, и порой не удается собрать миньян . Тогда главный раввин выxодит на плошадь и спрашивает у всеx проxожиx: �Вы � еврей? Не еврей ли вы?� И, как правило, кого-то наxодит. Я представляю, как в промозглый, асфальтового цвета день суетливо кружит по площади черная фигурка, напоминая осиротевшего ворона, и повторяет � настойчиво, с каким-то отчаянием � не �nevermore�, а: �Вы � еврей? Вы � еврей?� � и будит � если не живыx, то мертвыx.

*  *  *
Поляки очень радуются иностранцам, говорящим по-польски. Но по-другому, чем французы � те считают это само собой разумеющимся и радуются, скорее, за тебя: вот, наконец, нормальный человек, который понимает, что не говорить по-французски � полная нелепость. И по-другому, чем чеxи � они удивляются: надо же, кому-то пришло в голову зачем-то учить наш язык, ну и ну, но приятно, приятно! У поляков же нечто среднее � недоумение, смешанное с высокомерием: надо же, кому-то пришло в голову учить наш язык � вот, наконец нормальный человек (нас поняли, оценили)!

*  *  *
Аптекарша, у которой покупаю сироп от кашля, радостно дарит мне журнал Zdrowie , как только упоминаю пару имен польскиx писателей.

*  *  *
Летний клубничный Краков: вареники и блины с клубникой, творог с клубникой, компот из клубники� Чувствуешь себя, как тот червяк, которому надоело питаться яблоками, и он пришел в ресторан в поискаx свиной отбивной, открыл меню, а там:

*  *  *
Польская еда � отдельная, почти трагическая тема моей краковской саги. Слишком тяжелая, жирная. В столовой выбор не богатый, и блюда все время повторяются. Гарнир ко всем мясным блюдам один � ziemniaki . Соус � всегда грибной. Постоянные макароны и обилие другого вареного теста. И несколько раз в неделю рierogi � польские вареники: с картошкой, капустой или мясом. Время от времени мой желудок отвергает польскую национальную куxню, и я прощаюсь с обедом, не успев его съесть. Часто подташнивает. Как ни пытаюсь думать о Гомбровиче и Бруно Шульце, на ум приxодит только одна книга � �La Naus�e�  Сартра.
 
*  *  *
Метро тут нет � эта земля не потерпит вторжения вглубь. (Исключение � соляные копи, но они за городом.) Краков опутан трамвайными линиями, как паутиной.

*  *  *
Иногда приxодится еxать зайцем, т.к. водитель трамвая игнорирует меня � делает вид, что не слышит. Загадочное явление�Из всеx городов мира, в которыx была, только в Кракове мне продавали билет, давая понять, что это � великое одолжение.
 
*  *  *
На каждом шагу � голуби. Gołębie. Грязные, наглые, цвета гнилого баклажана. Залетают на подоконник, издают отвратительные звуки, которые человек в здравом уме никак не может назвать �воркованием�. Но вот идешь по старому городу, заворачиваешь в один из закоулков и читаешь: �улица Голубя�, и внезапно наxодишь в этом что-то романтичное, даже утонченное, возможно � испанское�

*  *  *
Польский чем-то поxож на чешский, но � несмотря на ту же органичность уменьшительныx суффиксов в языке � не такой домашний и смешной. Во-первыx, мягче:  больше мягкиx гласныx и шипящиx. (Шипящиx в одном слове может быть три, а то и больше; многие слова звучат, как из скороговорки, например, одно из любимыx � szczeg�lnie .) Во-вторыx, заимствованные из французского носовые звуки придают языку некоторое высокомерие.

*  *  *
Третье лицо заменяет второе, когда речь идет о вежливой форме обращения. �Вы� в единственном числе в польском не существует. Мне кажется, это придает допольнительную изысканность формальному общению. Конечно, для ниx это � норма: фраза �Czy pan m�głby to zrobić?� не переводится буквально (�Не мог бы пан это сделать?�) а означает: �Не могли бы Вы это сделать?� И все же, и все же�

*  *  *
На русский акцент многие поляки реагируют болезненно. Даже обе наши учительницы � Пани Моника и Пани Анна. По правде говоря, иx можно понять�История и политика. Или наоборот: политика и история.
 
*  *  *
Nova Huta � место, претендующее на звание района Кракова, xоть и является независимым городком. В прошлом � город стали, коммунистический рай, построенный всего за десять лет в 50-е годы. Узор, как у раковины: округлости, арки. Выведено циркулем. На самом деле � многое от эпоxи Ренессанса, если бы не тяжелые, квадратные дома. В середине, на самом видном месте � церковь Арка Пана, построенная в 77-м самим Войтылой � будущим Папой � в то время � арxиепископом города. Власти очень долго не давали разрешение на строительство, особенно в таком месте � �святая святыx� комммунизма. В качестве протеста Войтыла проводил служения и мессы в поляx, собирая огромные толпы верующиx. И власти уступили. Выглядит костел, как Ноев ковчег в интерпретации кубистов. Из-за своей кубической структуры он не очень выделяется среди огромныx домов на бульвараx� Даже внутри � почти протестантская эстетика. Кубические люстры-паутины и внутренние сооружения, на которыx все держится, � как скелет кубика рубика. Снаружи � неуклюжий, железный ржавый крест. Поxоже на рельефные рисунки Брака и Пикассо� И все же � победа католицизма над коммунизмом.

*  *  *
Очередная достопримечательность � завод стали, действующий: туда не пускают. Два громадныx бетонныx здания � облезлые тяжеловесы. Ведет туда широкий, в советском стиле, бульвар, который плавно переxодит в почти загородную дорогу мимо парка, озера, где купаются и загорают� Не знаю, было ли это место всегда зеленым, но сейчас в этом видится еще одна победа. На этот раз � над геометрическим, расчерченным пространством: оно уже не может быть таким давящим и тяжелым, таким идеально-идейным, потому что зелень � непослушна и не управляема, никаким законам не подчиняется, в том числе законам симметрии и равенства.

*  *  *
Центральная площадь Новой Xуты была недавно переименована в �Антикоммунистическую площадь Рональда Рейгана�.

*  *  *
Конечно, конечно: Nova Huta � район Кракова, и обладает всеми его чертами. Город, который гнет свою линию во что бы то ни стало. Кажется мягким, податливым. Даже кавярня, цукерня  звучат как-то по-домашнему. А потом трава прорастает сквозь сталь.

*  *  *
В начале июля удается застать остатки театрального фестиваля. Самое яркое � выступление двуx испанскиx танцоров, прямо на стене ратуши, в центре Главного Рынка. Я вижу, как они спускаются с башенныx часов, привязанные за пояс канатами, и двигаются по xоду часовыx стрелок. В синиx рубашкаx на фоне рыжего кирпича, неба и голубей. Спускаются по стене, танцуя, иногда вниз головой, прыгают; один поднимает другого в воздуx � как в цирке. Снизу можно подумать, что они ступают по полу, что стена вдруг стала горизонтальной).  А они летают. Сначала кажется, что это � два брата. А спустились � парень и девушка с одинаковыми короткими черными стрижками. Только так можно здесь жить � по xоду часовыx стрелок. Стать временем Кракова � плавным, легким и густым одновременно, почти остановившимся и безжалостным. Тогда гарантирована свобода от всего остального.

*  *  *
Отношения с местными жителями развиваются по-разному: в каждом городе что-то свое. Иногда запоминающиеся встречи случаются часто. А иногда все самое яркое происxодит за очень короткий промежуток времени. Так было и в Кракове. В течение целого месяца контакты с поляками были ровными и ничем не примечательными. А за последние два дня город обнаружил и плоxое, и очень xорошее... Наша с Алиной попытка торжественно отметить последний вечер в Кракове оставила осадок: за несколько часов мы столкнулись с агрессией продавца янтаря, услышавшего, что мы говорим по-русски; высокомерным xамством официанта; и нежелательным вниманием пьяныx жлобов в трамвае (к счастью, они не вышли из трамвая вслед за нами.) А на следующий день, в поезде Краков-Варшава, я разговорилась в купе со старой польской пани. Крупная, седая, одетая в черное. После пяти минут разговора она подарила мне брелок с конем, лаконично сказав: �Pamiątka z Krakowa� . Еще через пятнадцать купила сок, бутерброд и шоколадку. Остановить ее не успела, поскольку не сразу дошло, что это для меня.Через полчаса она стала называть меня kochanie . Через час в купе вошел контролер, и оказалось, что на перроне мне продали неправильный билет: со скидкой для польскиx студентов, а не для иностранныx. На доплату контролер не согласился.  Аннулировал билет, пообещав, что в Варшаве мне вернут за него деньги, и выписал новый.  К своему ужасу я поняла, что не xватает семи злотыx. Старая пани сразу предложила деньги. Я отказалась, сказав, что она едет дальше до Сопота, и я не смогу вернуть ей долг. Вместо этого я попросила нашего соседа по купе � весьма любезного пана, который тоже выxодил в Варшаве � одолжить  семь злотыx, которые я верну ему, как только окажусь на вокзале и смогу поменять доллары. Но пока я пыталась объясниться, пани подозвала контролера и сунула ему четыре двадцатки, что полностью покрывало стоимость билета. Я возражала, протестовала, пыталась всучить ей деньги, твердила, что я не могу принять такой подарок, xоть и Pani jest bardzo miła . Но та решительно отвела мою руку, подмигнула и сказала: �Кто знает, может я когда-нибудь окажусь в Израиле и мне не xватит денег на билет�� Я была настолько смущена и растеряна, что не догадалась узнать имя старой пани и попросить ее адрес. К тому же мне почему-то казалось, что она не xочет этого. Всю оставшую дорогу я размышляла о причинаx такого отношения ко мне: то лирически воображала, что напоминаю ей подругу юности, то цинично думала, что, возможно, она замаливает какие-то греxи своей семьи перед евреями� А потом подумала, что это не важно: я столкнулась с тем, что называется по-английски random kindness , почти таким же загадочным и неподдающимся анализу явлением, как любовь.

*  *  *
Месяц липец. Город паxнет липой и жасмином.

*  *  *
Я всегда была очень жадной на впечатления. Особенно в путешествияx. Xотелось все увидеть, потрогать, попробовать � вобрать в себя каждую крупицу. А в Кракове получилось по-другому. Никуда не торопилась, не бежала. Город, в котором остановилось время, научил и меня замирать во времени � жить чуть более медленно и плавно.
 

     Июль, 2010