Зарплату выдавали трешками. Замусоленными, жирными, и, судя по запаху, давным-давно скисшими. Получив свою порцию, Лера кинула ее в нагрудный карман и долго не могла потом понять, откуда исходит запах.

- Что принюхиваешься,... - спросила ее Галя, с аппетитом поедая свой завтрак, - хочешь бутерброд? Я всегда к концу дня голодная.

- Нет, спасибо. Ты знаешь, не могу понять, что-то так пахнет... Как с помойки.

- Галлюцинации. У тебя скоро не такое начнется. Нельзя же так, целый день, не разгибаясь. Тебе что за это, зарплату повысят?

- Так получилось. Шеф попросил. Через три минуты звонок. Ты не хочешь со мной прогуляться? Кофе выпить?

- Хочу, но не могу. Лерочка, я бегу, у меня сегодня такое... Хочешь булочку, осталась свеженькая.

Лера шла мимо заваленных солнцем витрин, изредка покусывая усыпанную родинками булку и оглядываясь по сторонам красными глазами. Её обдул ветер, вырывавшийся из метро, и запах на минуту рассеялся, а потом она снова его услышала. И вдруг поняла, в чем дело. Она достала деньги и, брезгливо сжимая их двумя пальцами, подумала, что хорошо бы их выкинуть. �Все равно это не деньги. Деньги не пахнут, денег нет и не будет. На бутерброды хватит аванса, а эти надо куда-то деть". Она вышла из перехода прямо к магазину "Спорттовары". Лыжи, коньки, гантели, лодки... короче, сплошное издевательство... а вот возьму и куплю, - подумала Лера и сказала:

- Дайте, пожалуйста, вот это.

- Что?

- А вот это, - она показала пальцем.

Войдя в парк, Лера перекусила тонкий шпагатик, открыла коробку и извлекла из нее красную доску.

- Тетя, можно покататься? - подскочил к ней мальчишка. Он почему-то не сомневался, что ему не откажут, и уже протянул руки.

- Можно, только я первая.

- Вы?

Лера спокойно, как бы со знанием дела, стала на доску и поехала. Сначала со скоростью пешехода, потом она стала ускоряться, и вскоре исчезла. Мальчик нашел ее на боковой дорожке, лежащую возле кирпичного забора. Он вскочил на доску и, выехав на главную аллею, крикнул:

- Помогите тете! Там тетя разбилась!

- Как разбилась? - поинтересовался сидевший на скамейке старичок, не отрывая глаз от шахматной доски.

- Упала. Вон там, - махнул рукой мальчик.

- Откуда?

- С Луны, - сказал мальчик, толкнулся ногой и уехал.

Пенсионеры подобрали Леру и поставили на ноги. Она покачала головой, и резкость вернулась. Но когда старичок взял ее за руку, она закричала и стала сползать на землю. �Перелом-перелом, врача-врача�, - заговорили вокруг.

- А вот же как раз больница, - весело сказал старичок и показал на забор.

- Так это ж обкомовская, - фыркнул другой старичок.

- Ну так что, что обкомовская? А если человек руку сломал? Сейчас перестройка, нечего заборами отгораживаться. Пошли, пошли, я им покажу обкомовская-обломовская, - и он потащил Леру за здоровую руку.

Медсестра, вроде бы, даже обрадовалась неожиданному развлечению.

- Следуйте за мной, - сказала она, и Лера пошла за ней следом по огромному коридору. Медсестра завела ее в кабинет, сказала врачу, в чем дело, показала ему язык и не ушла после этого, а села в уголке, чтобы посмотреть травматический спектакль. "Конечно, потерпевшая влюбилась. Конечно, Гошенька - красавчик. Черная борода, умные глаза в благородной оправе. А ей за тридцать, инженер, или что-то в этом духе. Пергидролевая блондинка. Какая-то прибитая. На доске намылилась кататься! Кто-то у нее есть, вернее она у кого-то, это тоже на ней большими буквами написано - такая табличка с надписью "Запасной вариант". Но Гоше это и на фиг не нужно, так что можно спокойно сидеть и тащиться, как в театре", - думала медсестра. Врач смотрел Лере прямо в глаза и щупал руку. Так нежно, что не мог добраться до боли, хотя боль была почти на поверхности. Он со своими пальцами жил в другом слое, бескостном и мягком. "Надо сделать рентген, - сказал он, - так я не могу понять, есть перелом или нет".

Леру просветили и сказали, чтобы она ждала результата в кабинете врача. Сестра ушла, и Лера пошла сама, свернула не туда и заблудилась. Она не помнила номер кабинета и не знала, что теперь делать. В коридорах больницы никого не было. Она побродила по холлу среди растений, села в кресло и сразу захотела спать. Шагов не было слышно, и Лера открыла глаза только когда врач сказал:

- Где вы ходите? Снимок давно принесли, нет никакого перелома. Идемте, вам сделают повязку.

Он привел ее в кабинет, оставил на попечение сестры и вышел. Лера чувствовала себя так, как будто ее в чём-то разоблачили. Она достала пудру, но тут ее позвала сестра и начала перевязывать руку. Один Лерин знакомый заметил, что Лера всегда, когда злится, начинает пудриться. "Мне даже кажется, что на самом деле все наоборот - ты носишь с собой порошочек злости". Рассказав ей о своем наблюдении, этот знакомый исчез.

- Раньше надо было пудриться, - сказала медсестра, - теперь поздно. Темно, - и она чиркнула ножницами. Лера чуть не задохнулась. "Двигатель внутреннего сгорания, - думала она, выходя из больницы, не в силах успокоиться, - даже сигарету мне не зажечь". Сигареты лежали в сумке, но рука теперь была на привязи. Лера медленно брела по аллее, подбрасывая носком туфли опавшие листья. Еще не совсем стемнело, но горели фонари, и на асфальте лежала густая черная сеть. Сеть вдруг начала шевелиться, и у Леры закружилась голова. "Пора домой, - подумала она, - включу телевизор. Все равно день пропал, петляй, не петляй". Она услышала скрип и постукивание где-то вверху, подняла голову и увидела, что по небу перемещаются кабинки. 

Бока кабинок были тускло подсвечены, а внутри они были черными, как будто каждая везла порцию темноты. Несколько человек проплыло навстречу, и больше никого не было. Лера смотрела вниз на темные еловые волны и тихонько бормотала: "Баба Яга я, Баба Яга, и ступа у меня есть, только метлы не хватает. А вот и ребёночек, баю-бай". Она ласково поглаживала забинтованную руку. Потом стянула с волос резинку, запрокинула голову и, глядя на круглый клейкий Месяц, медленно закрыла глаза. Дойдя до конца, кабинка нырнула в машинное отделение, и Лера очнулась в чем-то подобном Комнате Страха в Луна-парке, только теперь не было никаких вспышек света, никто не выскочил из гроба, не застучал костями, кидаясь на нее с объятиями. Кабинка развернулась и поехала назад. И от этого простого маневра у Леры возникло прочное ощущение, что и время потекло в другую сторону.

Весь следующий (никто кроме Леры ведь не знал, что тот же самый) день у нее на лице появлялась смущавшая сослуживцев улыбка. Больше она ничем себя не выдавала. Ей принесли чертеж, который она накануне переделывала, и сказали, чтобы она вернула ему "первозданный вид". Она стала молча чертить в другую сторону. И только когда Галя вошла в комнату с серым холщовым мешочком, села за стол шефа и стала вынимать пачки денег, Лера, не выдержав, промолвила:

- Это вчера...

Галя внимательно посмотрела на неё и сказала:

- Это - надбавка.

- Мне же не дали...

- Тебе никто и не даёт.

Через пять минут к Лере подошла Варвара Александровна и протянула ей пахучую стопку трёшек.

- Что это?

- Ты мне занимала. Спасибо, Лерочка.

- Не за что.

Лера оглянулась по сторонам. Вокруг неё были наклонные лица сотрудников. За окнами сонно ворочались два башенных крана. Сполохи сварки освещали тёмное обложное небо. Она перевела взгляд на свою руку, повернула её ладонью вверх. Голубая полоска вены у Леры переходила с запястья на ладонь и там продолжалась в виде "линии жизни", похожей на русло пересохшей речки, увиденной сверху, с очень большой высоты.

Александр Мильштейн родился в Харькове в 1963 году. Окончил механико-математический факультет Харьковского университета, работал в научно-исследовательских и проектных институтах. С 1995 живет в Мюнхене. Автор трех книг прозы: �Школа кибернетики� (2002), �Серпантин� (2008) и �Пиноктико� (2008). Проза и переводы с немецкого публиковались также в журналах �Нева�, �Крещатик�, ��оюз писателей�, �22�, �Чайка�, �Наш�.