 "ОКНО"
№ 6 (9)
|
| Оглавление | Архив | Авторам | Главная страница |
| "ОКНО"
№ 6 (9)
|
| Оглавление | Архив | Авторам | Главная страница |
Памяти
Андрея Вознесенского
В тот день дождило и гремели грозы.
Июнь пришёл в свинцовой пелене.
�Как хороши, как свежи были Озы...�, -
Почудилось на радиоволне.
Секундной стрелки бег не прекращая,
Накручивал минуты циферблат.
Меж рюмкой на столе и чашкой чая
Освобождал я память от
заплат.
Из рваных дыр, из прорех
прорезались знакомые и
незна-
комые голоса, на смену хрустящему евтушенскому
�Яб-
локу� - нет, даже не на
смену, а как бы отрицая его
клу-
бящиеся округлости (с когановским упрямством: �Я
с
детства не любил овал, я
с детства угол рисовал�,
словно
вышедшая из цеха Маяковского, Родченко, Эль
Лисицко-
го) являлась тетрадка
�Треугольной груши�, билось
в
юном морозце �Ахиллесово
серце� - о, шестидесясятые
с
их наивными
откровениями, отчаяниями и чаяниями,
с
обворованными, но не обсчитанными нами, щедрыми
и
снисходительными в своих любовях и
пристрастиях...
Москва гудела залами Манежа,
Гостей манила на Кремлёвский холм,
А где-то по озёрам Заонежья
Бежала рябь, ломая краски волн.
Под тяжёлое бормотание
вильнюского
дождя,
обожжённый известием о
кончине
того, свет стихов
которого был так дорог мне,
я был обращён
туда
в канувшее
И было упоительно касаться
Глазам и слуху прежней жизни той
С печалью Божьей Матери Казанской
И с клоунской никчемной пустотой.
--
Виталий Амурский (Париж)
Из цикла �Московские
мгновенные встречи�
(12 час. 48 мин.,
26-сентября, Яузские ворота)
�встретился совершенно незнакомый человек
Несмотря на солнце, в капюшоне
Правой рукой опираясь на палку, шел наразмашку
В левой � с раскрытою книжкой в желтой обложке
взгляд его был, как пароль
И в лице непрочитанные морщины.
Лица в метро
Плавающие слева
иль справа
сплавы их листьев
на лацканах
металлических
Объемы их
объемна их
славы их
глаз
листва живая
не
говорили
их глаза
но
порознь
каждый
жили
глядел и уходил
не уходил
в свою сторону света
света
пролетающего за черным окном
Из цикла �Воображаемая
australia�
Cairns
Рельсы терялись в траве
Вначале я не поверил
Я шарил
долго закрыв глаза
пытаясь найти окончанья
Не может не
могут две соседних реки
быстро так потеряться
чтобы нельзя не догнать
их и в прятки играя
поверить нельзя стоя между корней
мангрового дерева
когда обнажил их отлив
закрыв глаза и не досчитав до ста �
что можно пойти их искать и не найти
Рельсы эти
�
откуда-то
с забытой
наверное плантации
сахарного тростника
сейчас уходили в лес
терялись в траве непроходимой �
волнисты от времени две
дрессированные змеи
что парно
струились так по земле
закончились вдруг, в траве исчезли
словно возникло здесь близко
знакомое заколдованное
море
туда руками парными я потянулся
одна ощущала какой-то пенный укор
другая � протуберанец юркий холодной
звезды
никто не скрывался, но и голоса не
подавал
я видел, как реальная железная дорога
вся растворялась в мире
в дверях которые он ей отворил
Теперь густая здесь трава
я плакал, словно я видел,
как исток реки в себя впадает �
течет обратно вглубь
седые
два
текучие уже под солнцем
два рельса
не связанные ничем �
здесь я это открыл их соединив
руками �
в них никакой не осталось
прохладцы
они были
послушно нагреты солнцем
до самого своего дна
до дня основанья когда были созданы здесь
вопреки песчинкам кварцевым
этой земли которые
кротко не увидел никто
Переулок
На перекрестке ночном
Трехпрудного где
разделяется он
На Ермолаевский и Благовещенский
ты стоял тогда и сейчас
Направо
налево ль пойдешь �
словно два свежих отворота �
воротника у форменки
отклонены во тьму
направо ли -- в Благовещенский
где закрыв
глаза
снится все тихий утренний шелест сумки холщовой
направо
ли
там где казармы
и за стеклами лица безмолвны
налево ли
где каштаны светятся над посольством со странным страны окончанием
на
�агвай� или �угвай�
Но не слишком ли
обнажена
там
улицы
Жолтовского улицы
будущей
в повороте ночном книжная эта желчная
желтизна
Кто
передоверил
перепроверил
кто
не переуступил
на пороге осеннем
свои права
чтобы за всех видеть
и тихо за вас всех сказать
--
Владимир Аристов (Москва)
Катер
У метро � Краснопресненская� есть дощатое заведение,
где другу моему подают хинкали
в особом заднем зале,
рядом пыльным растением,
прямо у кухонной двери.
Там раньше был Красный уголок
и висел портрет Брежнева с Цеденбалом
на переговорах в Ялте.
Мой друг выпьет �Стандарта�, запьет �Тархуном�,
пройдет по тарелкам огнем и мечом,
но без запарки, закурит и вспомнит мглистый Гудзон
и прогулочный катер,
плывущий сквозь лето вдоль пирсов
и парков, запретных зон,
где индейскую песню свищет канадский ветер.
Там я сижу за пенне аррабиата, запивая Вальполичеллой
и смотрю на тот катер,
идущий к месту встречи, которое,
естественно, изменить нельзя.
От шпал Metro North плывет зола. К воде
можно подойти совсем близко.
На другом берегу на скале - замок
Управления парковой полицией.
Какое, в принципе, людям дело,
что мы эти слова бросаем на ветер.
Так только и надо. Это и есть � наш метр.
Так, на расстоянии, мы оба смотрим на катер,
в тарелки, в небо,
я на салат, Он � на хинкали.
Летучим Голландцем плывет в Канаду Манхэттен,
на место встречи, которое
мы никогда не знали,
туда, где слова замерзают в полете,
в сиянии неоплатного света,
в огромном гулком арктическом зале,
где нас еще нет,
пока мы не досказали.
* * *
Свободная речь по мере дыхания.
Природа и годы здесь ни при чем.
Последнее видится на расстоянии
сквозь амбразуру свободы,
кольчуга культуры с чужого плеча ни за что.
Милая девушка, мне бы поближе бы к выходу:
воздух светлее и проще пойти покурить.
По поводу речи: я имяреком на выдохе.
Голос глухой в приглушенный срывается крик.
Да я ни о чем, о своем я, о дéвичьем.
Я сообщаю им о своем постоянном радении.
Где-то поют мои камни во рту Междуречья.
Месяц ладьей выплывает в канун восресенья.
Свет от ожога на камне от
в небо падения.
* * *
Рассредоточение приземистых коробок по
ничьим холмам.
Медленная миграция душ из мест отдаленных.
Жизнь отдыхает, зима � не зима,
словно пристанище лиц перемещенных.
Что же мне делать, как сюда меня занесло,
я не опознан, как те незаметные лица
на эскалаторе, тающе падающие в пекло, и слово
где-то витает в туннеле, как странная темная птица.
Так что придется признать: я нигде не живу,
но документы для виду все в
полном порядке.
Глухо постройки сквозь воздух бесстрастный плывут,
будто на кладбище, ровные грустные грядки.
Жизнь продолжается, словно растущий кристалл,
в этом холодном, озоном прожженном растворе.
Я засыпаю, слонов досчитавши до ста,
и к изголовью подходит бесшумное Мертвое море.
* * *
Вот и все. Вторая дверь закрыта
в преисподнюю, в приемную, куда угодно.
Выйди, вольнонаемный, просто в исподнем,
на свиданье последнее, на
легкий снег, наследить, уйти невыслеженным.
В назидание молодым следопытам:
в конце концов остаешься наедине
с лесом выжженным,
чаем испитым, диском в окне.
Жалей себя, не жалей, неважно.
Просто послушай - сердце бьется,
оно само все решит, разберется,
и в событий коросте
найдет каплю крови.
Вот это и есть, что остается.
Не осушай, не наклеивай пластыря,
не показывай посторонним, посторонись при встрече,
и когда-нибудь в будущем, утром ранним,
опять поймешь, что еще не вечер,
не все кошки серы, сестры не идентичны,
и зал ожидания, тот зал просторный,
где хоронят прошлое, ждет в тумане, за рекой, за всеми мостами
с твоим похороненным делом личным.
Пройди через турникет к полосе отчуждения,
на встречу с собой, посмотри
приветливо.
Ты там один, и навстечу судьбе
Скользит по жизни, вслед за метами,
линия жизни, она безответная.
-- Андрей
Грицман (Нью-Йорк)
* * *
Деревья с угасающей листвой из раскадровки.
Пустынные театры Моховой и Пироговки.
Неровно, нервно, словно не бывал в столице прежде
и отразиться в тысячах зеркал мечтал, конечно,
идёт себе случайный персонаж, цены не зная.
Бывает, грошик ломанный не дашь за ключ от рая.
Медлительно и важно в яркий в свет, как будто правды
не знает (будто бы искусствовед при прочих равных)
выходит, пусть ничто ему потерь не предвещало
и ясно было: всё, что есть теперь - лишь для начала.
Томится что-то в воздухе пустом: прозрачность, резкость...
Ты помнишь ли? То дышится с трудом, то ветка треснет
и, преодолевая кроны гнёт, гуденье, скрипы,
прозрачной паутинкой упадёт предчувствий липких.
Зайдется тёмный лес, листвой объяв сошедший сумрак,
венок свивая из вечерних трав. Тревожно, сумно.
Замри, забудь: вдали твои луга, леса и ночи.
Предвестник карчет голосом врага, но между прочим.
В тоскливом ожидании застыл, чтоб в ночь всмотреться,
прислушаться, помчаться на призыв - услышал сердце.
Надвинулся и скрылся. Поворот - и что осталась?
Бесплотный дух высоток и высот. Туман. Туманность.
Иди себе, случайный человек, здесь только камни.
И убраны гранитом русла рек и стел рекламных.
И если есть живое - это ты. Беги, покуда
не стерлись твоего лица черты, широкогрудый,
пока не стал наместником пивных, царьком кофеен,
пока не прикреплен к тебе ярлык большой идеи.
Пока приемлешь копья редактур, указок, знаний,
не требуя, чтоб выбегал авгур для предсказаний.
Без грубых трюков магов шапито, чудес, знамений,
ты просто слышишь, чувствуешь, притом, что без сомнений.
Скрывайся, прячься, дальше уходи, мой собеседник.
Живое сердце бьет в твоей груди из сил последних.
* * *
Тот, что на тёплом мелководии
застыл усталым символом -
ни ракурса, ни кантика - невидим, смехотворен.
Подвижник, в некотором роде, предводитель, заправила
настоящих и назначенных соратников, живущих в климатроне.
Вот, наконец-то, он не тужится, рождая завитки, не
изгибает
непослушных позвонков, в спиральном танце извиваясь.
Реальность - маленькая лужица с водою убывающей:
ни зыби, ни кругов... (За незначительность картинки - извиняюсь...)
Что за ирония? Годящийся для всяческих работ -
полузасыпанный песком, почти в отсутствие пресс-службы!
Где пожелания трудящихся и пламенности плод?
Прибрежный хор скулит по ком поминовенье благодушных?
А всё моя оранжерейность! Ожиданье обнаружить
увенчавшим капители... Украшающим соборы...
Был лучшим камнем в ожерелии - а ныне что? Недужными
обертками постельными сменился прежний норов.
О пересмешник, прекрати! Твоя назойливость, язвительность,
набор избитых шуток - недостойны, неуместны.
Нам подобает сделать вид, что обознались - и, действительно,
в такое время суток допустимо: это некто неизвестный.
О бедной памяти цветы! Сминавший Средиземноморье,
ярким солнцем освещавший безыскусные пейзажи!
Повсюду видятся черты, преображенные любовью -
даже этом пострадавшем безымянном персонаже.
Пыль
От каждого неловкого порыва
покачивалось огненное тело
еловое и так пыльца летела -
дом
занялся, казалось.
Сороки выжидали терпеливо.
Взметались в небо золотые горсти...
Что будет после? Что бывает после?
После
любви - усталость,
пустого раздражения недели,
жара, томленье, грозы, переменный
успех на фоне, тусклом для примера,
словно другие люди.
За краткий миг запомнить не успеешь,
нарушишь всё, что можно - догмы долга.
И после безусловно слишком долго,
долго весны не будет.
Кто не ленив - тебе несчастья прочит.
Но ты смеешься. Середина мая.
Промчится месяц быстро и растает
дымка, померкнет отсвет.
Зачем же ты, безумная, хохочешь,
вздымаешь ветви? О, зачем пылаешь?
Зачем крупинки счастья рассыпаешь?
Важно ли то, что после?
--
Любава Малышева (Берген, Норвегия)
Селедки
Селедки пропащие
Криво висящие
Хвостами о стенку упрямо стучащие
Нет,
что вы,
я знаю что вы настоящие.
Порою кричащие чаще молчащие
Все чаще и чаще мне в сердце
стучащие-ся
учащиеся
в каких-то немыслимых университетах
на философски-селедочных факультетах
У вас косое глазие, стеклянное.
У нас тупое злое оловянное.
Возможно вы разбойники отпетые
Но ни в каких поэмах не воспетые.
Нет радости в разборчивости чувств
Когда тебя исследуют на вкус.
Нет упоения в любви к наукам
Когда тебя вокруг обложат луком
И поливают маслицем растительным.
Вы думаете, это все простительно?
Аспартаме*
Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И каплю молока.
В. Хлебников
1.
Где огонь высоты?
Позабыты примеры беды и отваги.
В сахариновом воздухе тают хребты.
2.
Дождь не заменит птицу
(наискось улетающее...).
А кто не может остановиться �
подменяет
заменяющее.
3.
Аспартаме, аспартаме, �
дивный
заменитель.
Синими
совсем губами
чужесть слова ощутите.
350 таблеток!
Слуушишь,
перед нами вечность.
Для чего нам этот сахар?
Что ты скажешь, человече?
Небо все таки не горечь.
Воля все таки не сладость.
Что ответить, друг Митурич?
Или от-
вечать не надо?
-----------
* Аспартаме, заменитель сахара.
�Минимум калорий, максимум сладости�.
--
Борис Шифрин (Санкт-Петербург)
* * *
Стальная турка, где посередине
Студёный блеск фильтрованной воды.
Хлопок рассыпчатого кофеина �
Две порции древесной темноты.
Что дальше? Оставляем на комфорке,
Над синевой округлого огня,
Пока внутри не забурлит легонько
Чернёная горячая волна.
Её немедля � в глиняную чашу.
Керамика � подсолнуховый цвет.
Наполовину турку � холодяще-
молочным негустеющим суфле.
Потом туда же выливаем кофе,
Опустошаем чашку побыстрей.
Напиток � на комфорку, на здоровье,
Доводим до мельчайших пузырей.
Готово! Класс! Керамика приемлет
Парную светло-бежевую смесь,
Которая четырежды отменней,
Когда эклер ещё в запасе есть.
* * *
Щебечет море. Караван идёт.
Месопотамия внимает аморею:
ï¿½Я ï¿½ Хаммурапи...� Жжётся небосвод,
Тигр и Евфрат � мелеют.
�Герой царей...� Давным-давно исчез.
И только слово продолжает возвращаться
Посредством Internet и sms,
Посредством глянца.
Благодаря осуществленью книг
Развоплощается, потворствует повторно:
ï¿½Я ï¿½ Хаммурапи� � досточтимый nick,
И все � довольны.
--
Денис Колчин (Екатеринбург)
Про диктатуру
Да что вы раскричались:
�Диктатура! Диктатура!�
Вы ей сопротивляетесь?!
Не сопротивляетесь!!!
Так значит, никакой диктатуры и нет!
Диктатуру ощущаешь, когда
Сопротивляешься, хотя бы
Мысленно�
Тексты,
что мне приснились (и я их записал)
* * *
Из пункта А. в пункт П.
выходит стихотворение, загруженное звуками, буквами, словами, знаками
препинания, метафорами и прочей необходимой стихомассой, с которой ей
надлежит добраться до станции Поэзия�
А в это же время из пункта Я. в пункт П.
выходит Поэт, плохо выбритый, обременённый замыслами, весь
обчувствованный воспоминаниями о вчерашнем походе к любимой женщине.
Ему так не хочется тащиться на станцию Поэзия, но его уже там ждет
стихотворение, которое ему назначило свидание.
И потому он мучительно движется по заданному направлению.
Но никто не знает � состоится ли их встреча в пункте П.
Вполне может так случиться, что они разминутся.
Стихотворение надолго застрянет в пункте П., в ожидании другого Поэта,
а наш Поэт потащится к любимой женщине, где его с радостью примут и без
слов�
* * *
Просыпаясь по утрам,
С трудом вспоминанию
Свои Имя, Отчество и Фамилию,
Номер квартиры и дома,
Название улицы, куда давно не выходил,
Город, где все меня забыли,
Страну, которая отказалась меня любить,
Планету, которая для веселья мало оборудована�
Так провожу весь день в странных воспоминаниях о том,
Чего никогда не было и не будет�
К ночи
Снова засыпаю, чтобы начать утро
С восстановления своего имени�
Странное занятие для мертвеца
--
Владимир Монахов (Братск)
* * *
бронзовый вечер
желуди на ресницах августа
птицы приносят в клювах
последние выдохи
умирающих деревьев
* * *
солнечен запах пыли
и бесконечен день
соития деревьев
в синеве
вздыхают сны
водонапорной башни
успение времени
полосы тепла
на шкуре воздуха
белая тишина
стихов
найденных под корягой
* * *
как язвы
темные проемы
покрыли город �
время рождения холода
стрежень белой ночи
на перилах мостов
слезы воздуха
в подворотнях
ворохи слов соскобленных
с офортов бессонницы
--
Гавриил Маркин (Москва)
Вознесение
Всевидящие вниз сошли и взяли
под белы руки локти ноги тело
подняли выше сдули сжали смяли
покрыли сверху пухом прахом мелом
теперь не слышно видно нудно ладно
ведь так по жизни проще лучше чище
обратно вряд ли можно стоит надо
к родному дому дыму пепелищу
* * *
В очереди за счастьем
лица женщин �
как гашёные марки.
--
Антон Крылов (Петербург)
Попытка
автопортрета
На мои восемьдесят восемь-шестьдесят три-восемьдесят восемь
Приходятся:
Долготерпенье зимы,
Страстно-желанное лето,
Нелюбимая осень,
Весенние авито-мино-за-морочки�
Но все еще гнутся надежды
И рассыпаются точки
По страницам
Так и ненаписанного дневника,
Возможно потому,
Что страшно увидеть своего двойника,
Сходство с которым прошло,
Как ветрянка, веснушки,
Нелепо-утерянные побрякушки,
Любови,
А также любовные подмалёвки
И бесчисленные события,
Снующие, как мышки-полёвки
По полю бытия,
Где затерялась, но не растворилась
Недопонятая, недолюбленная
Самой собою
Я.
Маленькое
летко
У кого-то длинные руки.
У кого-то длинные ноги.
А у меня � мохнатая голова
И зелёные глаза,
Которые всегда грустны.
Потому что где-то
Долгое неиссякаемое лето,
Доступное тем,
У кого длинные руки,
Покорное тем,
У кого длинные ноги�
А я
Прижимаю к груди
Короткое хиленькое летко,
Баюкаю и напеваю,
Пытаясь продлить ему жизнь.
--
Елена Дунская (Москва)
Осень
1991
Аляповатые тряпки и суперхиты из Америки,
И полоумные бабки � поклонницы Н.К.Рериха,
И кришнаитов хламиды, и поиски новой отчизны,
Улыбочки льстиво-ехидные сектантов из �Слова жизни�,
И очереди за сахаром, разборы ближайших целей
Меня почти не затрахали � так они надоели.
Блицкриги и смены режимов, бескровные революции,
И мысль: �Чем же я одержима? И где бы мне оттянуться?�,
И рябь, что идёт кругами от брошенных идеалов,
Меня почти не пугают � так я от них устала.
И толстенькие журнальчики � супы без соли, без перца,
Миндалеглазые мальчики, топочущие по сердцу,
Уже не советская осень, текущая мелко-совково,
Предчувствие первой проседи, неношенные оковы,
Чего вы ко мне пристали с такой неизбывной парашей?
Меня вы почти забрали � но всё-таки я не ваша!
Свитера
Истошные, суматошные,
Тревожные и роскошные
И просто поношенные
Свитера
Моей юности,
Моей плюнутости
На то, что было вчера.
Полупьяные и растянутые,
С бусинами и загогулинами �
Забыть вас смогу ли я? �
И с кожаными латками
На тощих локтях �
Вы были моими припадками,
А я � ваш полный оттяг �
Тянула вас на колени,
На тёртые джинсы, на юбки-мини,
Соучастники всех моих преступлений,
Колонисты моих отлыний.
А я смеялась, влюблялась, дулась�
Вот и дооттянулась.
Красные и напрасные,
Хиппушные, выпендрюжные,
Будто нейтронною бомбою взорванные
И с пуговицей на вороте �
Свитерки Божьей милостью,
И что вам теперь до моей остылости?
И что вам теперь до моих отлупий,
До этих покоцанных строк?
..........
Я знаю � больше не будет
У меня таких свитеров.
--
Doxie (Татьяна Сигалова; Тарту, Эстония)
Hoc
verbum
танцуй танцуй
играй в небесного дурака
или дурочку
не жалея дырочек дуй
чтоб уж наверняка
в тростниковую дудочку
это только кажется что облака
что ноша легка
как ангел не от мира сего
свечение
это вечное заблуждение мотылька
относительно
природы горения
верь природа возьмёт и всё больше не своего
попадёт в её поле зрения
после всего
конечно останется слово но
у него
будет другое значение
Longitude
между этим пределом и тем
на шкале долготы
паутина земли в разрывах
мигает звезда
тот кто всё это выдумал
явно переборщил
сотой доли хватило бы
чтобы сойти с ума
мы же выбрали первую
с краю и вот не сойдём
двое суток полета
свободного за окоём
тяготенья и прочих законов на страже
редкая птица
и не мечтает даже
но когда мы совсем пропадём
уступив пустоте
пусть за нами грядущие те
не заметят пропажи
пусть посмеют
подставить ладони звезде
пусть не ведают как
счёт вести долготе
и вообще ничему и живут в простоте
выше дольше и дальше
--
Лена Островская (Канберра, Австралия)
Осень
Когда замирают деревья
И небо бледнеет устало,
Когда полуночный прохожий
Роняет из рук сигарету,
Когда сорок первый фонарь
Мигает на мертвом проспекте,
Когда закрываются окна
И шторы на занавески.
Тогда улетают птицы,
Вдогонку вчера улетевшим,
Линяют трамваи и скверы,
И зреет в кармане осень.
Невеста
По дороге ко сну
В тесной конуре совместного уюта
Уколи меня в плечо
Своей настойчивой зубочисткой,
Ибо неповадно невесте
Запирать на ночь свои виноградники,
А тем более
Стеречь их одной
В новолуние.
--
Мария Еремеева (Москва)
ключ
к шифру
1
если вглядеться в глаза дворовой кошки
2
вот идет человек
он похож на череп оленя
человек как человек
а вот этот похож на чемодан
тоже ничем непримечателен
3
16 человек стоят
напротив здания в котором
в данный момент совершенно
ничего не происходит
4
рисуй внимательно
ни пропусти ни одного слова
ни одной запятой
а здесь сгусти краски
5
- Саша где ты?
- не знаю мама. Здесь кто-то ходит
6
не смотри на нас так
когда мы молимся Тебе
7
смерть редактирует
жизнь
человека
8
они мимо нас
мы мимо них
только он и она навстречу друг другу
9
для кого-то мир это перечень товаров
для кого-то перечень услуг
10
она на него смертельно смотрит
мимо смотрит
смертельно
11
что-то еще�
/она задумалась/
12
дети мертвых приходят играть
на кладбище
/бубнит под нос из Аполлинера/
13
это ключ к шифру
--
Александр Моцар (Киев)
* * *
Как мне выбраться из лужи,
процарапаться из праха?
Ведь свиваются все туже
путы страха.
Трепыхнешься - станет хуже!
Липнет мокрая рубаха.
Шаг в сторонку - залп из ружей:
сдохни, птаха!
Шаг в сторонку - только снится,
в рукавах увязли крылья,
и рыдает сердце-птица
от бессилья.
Ветер, облако, и солнце,
и мелькающие спицы...
Отворили мне оконце -
не летится.
* * *
нет никакого завтра
нет никакого завтра
вслед кричат
ты куда девочка
а у меня вся голова седая
мама стоит у окна
там темно
на лице натянулась кожа
а мне это надо
снова и снова и снова
рожают
не рожают
он мечтал о разрыве аорты
умирал без воздуха
долго
ей было не больно
время тянулось
обманывало
пока плачешь на одной могиле
роют другую
тем временем
временем
нетникакогозавтра
--
Людмила Логинова (Тарту, Эстония)
* * *
Деревья стоят
Как пустые пивные бутылки.
--
Полина Слуцкина (Москва)
ВРИТМ
Рви ритм.
Такт � не в такт.
Так � не так.
Вритм.
Рвы тьмы.
Вы, ты, мы.
ТВ.
WWW � WC � WM � МЖ ï¿½ ЖЖ
Шелуха,
Фальшь,
Блажь.
Баш на баш.
Дашь � не дашь.
Наш � не наш.
Коллаж
ников.
Коллапс
фриков.
Калашни-
ков!
Тихо!
То бишь,
Смирно!
В ритм!
Ври,
твою мат,
дальше.
--
Михаил Малов (Санкт-Петербург)
Формула
неба
Я кое-как представляю себе,
Как Творец отделил
Сушу от воды,
Из каких лучезарных материалов
Вылепил солнце, луну и звезды,
Сотворил живую и неживую природу...
Но небо, Господи! Небо...
Из чего оно все-таки выткано?
Ведь небо � не просто
Воздушная бездна...
Сколько помню себя,
Все пытаюсь понять
Формулу неба...
--
Гурген Баренц (Ереван, Армения)
Мой город
вспоминаю родной город
вижу его ночным и пустынным
шагаю по скользким тротуарам
все улицы кажутся мокрыми
а воздух счастливым и влажным
иду медленно
чтобы запомнить его таким �
встречающим
--
Юлия Краснопеева (Майнц, Германия)
Правило стрельбы в голову
Он вкладывает пистолет в кобуру.
И говорит-говорит-говорит.
Я не слушаю.
Не слушаю откровений о правилах стрельбы.
Неслушаюнеслушаюнеслушаю...
Спохватываюсь на словах:
... "поэтому сразу стреляю в голову. Как правило, там совершенно нет
воздуха"
Изумлённо смотрю в его глаза.
Но вижу - только воздух.
--
Алексей Торхов (Николаев, Украина)
