| 
 Глава 1. НАЧАЛО
 
 На завалинке. На скамье. На диване с подломленной ножкой - мог лежать
этот человек. И прислушиваться сторожко. Я могу за ним наблюдать. Мы
могли говорить годами. И веками могли молчать - столько было горя меж
нами. Столько было намыто беды - проливными, как страх, дождями.
 А в это время стрелки его усов
отразились в зеркале. Хозяин усов решил посмотреть, не умер ли, есть ли
остатки дыхания в нем? Зеркало, отразив усы, застывшие на без четверти
три, не запотело. Так узнал, что время готово покинуть его и пойти в
обратную сторону. И время пошло.
 Я не знаю, не знаю мгновенья,
отразившего мой покой. Повернулась к нему - но Кафка, на прощанье
махнув рукой, отошел.
 Отошел от своей кушетки, от дивана,
скамьи, завалинки - вставив белые ноги в нелепые, повидавшие виды
валенки. Я огромных таких не видела, не примеривала никогда. Из кармана
Кафки тянулись ярко-белые провода. И горели цветные лампочки белых глаз
Франца Кафки, лапочки" И усы стали в пол лица.
 Так завязывался сюжет, где есть смысл.
А надежды нет. Так ушел мой приятель Кафка, попросив передать привет:
"Теперь-то я знаю, кем хочу быть в следующей жизни, кошкой, - сказал
Франц, - кошкой в белых сапожках. Напиши слова �Следующая глава�".
 
 
 Глава 2. ИГРА
 
 Это было, было на Севере, где леса в заверюхах посеяны, где морозы
круты и рассеянны. Был мангал. И беседа звучала, где конец есть � не
видно начала.
 О желании приятеля Франца и прощальном
его привете.
 И в момент, когда было нолито �
раздалось мяуканье страшное, и из леса вышел потерянный чей-то кот. В
сапогах прекрасных, белых-белых. Сам � черно-мыров, юморлив безо всякой
меры. Приводить не стану примеров. Кот нас выбрал себе в хозяева.
Видно, нравилась цифра �два�. Если ум одинок в печали, дваум эту печаль
приумножит, чтобы легче делить на двоих. Говори нам, кот, говори! Нам
не выйти теперь из игры.
 - Надо же, - сказал критик Латунский, -
всего ожидал, но чтобы Франц отдыхал, а вместо нам подставою стал
  Платон� Понапишут... что делать потом?
 Написала толстенную книгу� Но Латунский
считал лишь фигу.
 Ненавижу Латунской природы рядом с
гордой платонов породой. Говори, мой кот, говори.
 
 
 Глава 3. РАССВЕТ
 
 Заговорил он в полшестого. Второй раз. А первый был в полчетвертого,
когда рассвет расковыривал тьму, продираясь сквозь дыры черные.
 Я спала. Кот потрогал меня за голову
лапой, укусил за руку, подрал раскрытую на 98-ой странице книгу и,
открыв глаза сердито, я прочитала: �Так и слышишь, а не сговорились ли
испытатель с испытуемыми, а не шептал ли он им что-нибудь?
 Для того чтобы поверить в происходящее,
надо было видеть. Это теряется при рассказе�.
 �
Наталью Бехтереву читаешь? � неудивленно сказал Платон, цитируя
следующую, 99-ю страницу: �Проясняется тайна Бермудского треугольника,
и он, еще не потеряв полностью оболочки тайны, потихоньку переходит в
ряд материальных явлений�.
 Но не слушайте котов на рассвете!
 
 
 Глава 4. ГРОЗА
 
 Идет гроза. Замкнуло где-то, и свет погас. Надо посмотреть на дом
снаружи, все ли окна темны. Взявшись левой за притолоку, правой � дверь
на себя и - шагнула. Под ногой не оказалось опоры, отшатнувшись,
вглядываюсь в балконный провал.
 Хозяйка, передавая ключи от квартиры,
не предупредила, сволочь, что за балконной дверью � пропасть четвертого
этажа. Утром съехала с квартиры, оставив хозяйке деньги, ключ и
записку: �На диване труп. Он шагнул в дверь, на которой не висело
предупредительной надписи: �Осторожно, балкон отсутствует, не
выходить�.
 Съемная квартира осталась в Праге, а
меня много лет разыскивает Интерпол � до сих пор пытаясь опознать труп.
Я читала в прессе, он удивительно похож на Франца. Но с усами.
 И вот что замечательно, Кафка отдыхает,
давно, уж я-то знаю. Значит, похож? Личность трупа на игрушечной
пражской улочке в маленьком домике с надписью �Здесь жил Кафка� до сих
пор не установлена.
 
 
 Глава 5. ИНТЕРПОЛ
 
 Что, Франц Кафка он, в самом деле, труп? Сняла с полки Кафку, открыла и
задумалась� Кот вот � мурлычет, отвлекает, говорит: �Чего лезешь, Кафка
отдыхает, мало тебе еще�. Мне � много. Мне с каждого утра все больше и
больше. Мне уже никогда мало не покажется � когда друзья отдыхают,
поговорить не с кем, не читать же, в самом деле, их книг. Мало ли, на
какой странице откроешь � подойдет кот, вздохнет, отчеркнет нужное и
станет лапой по голове хлопать, за ногу кусать, жить мешать.
 Не наслушаешься всех платонов, кафок, а
тут еще Интерпол. Сегодня позвонили с утра. Спрашивают: �Есть у вас
Кафка?�. Осторожно отвечаю � есть. Где он? �Да вот, лежит, раскрыт,
Платон на нем лапу держит�. А из трубки вопрос: �Какой Платон?�
Афинский, -отвечаю, - Афинский его фамилия.
 �
Нет, - говорят,- афинского не нужно, дайте трубку Кафке.
 �
Не могу, - говорю, - он ведь раскрыт.
 �
Вот именно! � рявкнула трубка, - у вас раскрыт, а у нас труп
неопознанный.
 Что на это ответить можно с утра? Я так
и не ответила.
 А кот � вот он, мурлычет по вечерам,
вздыхает утром, дерет открытую книгу на очередной странице, отчеркнув
необходимую для жизни в новом дне фразу: �Неизжитое, неискоренимое
детство не оставляет нас и в зрелые годы; в противовес тому лучшему,
что в нас есть � нашей надежной практической сметке � мы иногда ведем
себя на удивление нелепо, именно так, как ведут себя дети, бываем
безрассудны, расточительны, великодушны, легкомысленны, и все это без
малейшего оправдания и смысла, единственно ради пустой забавы�.
 Платон на то и кот, чтобы привносить в
мою жизнь упорядоченность бытия, а ненужные звонки способны ввергнуть в
абсурд быта да еще с криминальной отдушкой. В гробу я видела Интерпол с
их трупом. Ну не писатель же он, в самом деле. Уж я-то точно знаю.
 Вот и сейчас я читаю отчеркнутую дугой
когтя строку: �Книга выдержала второе издание и переведена на другие
языки. Но до этого Касаткин долго боролся за свою вполне
материалистическую концепцию этих идеальных явлений. А что, если
человек видит во сне с точностью до деталей и лиц события, отдаленные
от сна будущими днями и неделями?� И разговаривает об этом по телефону,
зачем-то позвонившему с утра�
 Именно на рассвете следует слушать
своего Платона и доверять ему. А не тому, что не надо слушать своего
кота по утрам.
 Я набрала номер следователя и,
поперхнувшись, сообщила: �Вам, господа, стоит поискать господина
Касаткина. Обратитесь в Институт мозга человека Российской Академии
наук��
 
 
 Глава 6. БЕХТЕРЕВА и ПЛАТОН
 
 Так расскажи, откуда взялась пурга и завиюха северного леса, кот
говорящий, из строгой книги цитаты о том, куда идем в изучении мозга
человека, - спросил меня Франц.
 �
Это все Наташа Бехтерева. Не верит она в простоту, �Магия мозга и
лабиринты жизни� покоя не дают, сподвигли написать труд на 380 страниц
� ты отдыхаешь.
 �
А Платон?
 �
А что Платон? Тоже отдыхает. Вот лежит, голову свесил, валенки
разглядывает.
 �
Какие валенки?- настороженный Франц посмотрел на ноги.
 �
      �Не подшиты, стареньки�, - запела Кафке,
попросила не заморачиваться и закрыла книгу, поставив на полку.
 На диване остался бэйджик: �Исполняющий обязанности�, - прочитал
Платон. И как после этого доверять коту своему? Все коты �
мистификаторы.
 Сегодня в полночь кот включил
настольную лампу и не объяснил, зачем разодрал конверт с письмом.
Письмо смогла прочитать до конца, он был. А вот начало кот сожрал без
всяких объяснений. Мы поругались, и я, проверив по привычке, есть ли
что-то за балконной дверью, успокоилась. За балконной дверью был
балкон, на балконе � зима. Вышвурнула кота, чтоб не мешал, и Платон
утонул в сугробе. В доме наступил покой. В эту ночь я спала и снов не
видела, а утром�
 
 
 Глава 7. ПРЕДЧУВСТВИЕ
 
 Кафка отдыхал и ему снился сон.
 Небо над Адриатикой золотое было в тот
день. По берегу моря шли отец с матерью и сын. Молодой человек был
длинноног, строен и красив красотой не обыкновенной, а праздничной.
 Небо отражалось в глазах синим, глаза
отражались в синеве моря, смуглый закатный луч золотил лицо. Вид был
отрешенным. Такие погруженные в себя лица иногда встречаются в суете
праздника, привлекая внимание.
 Молодому человеку оставалось жить еще два с половиной часа. Ни отец, ни
мать не знали об этом.
 �
В следующей жизни я хотел бы быть кошкой, - сказал юноша.
 �
Почему? � спросила мать.
 �
Даром говорят, �кошкина жизнь�, - усмехнулся.
 Долго, задумчиво разглядывал собаку.
 �
Не гладь ее, - сказала мать строго, - помнишь, Неточка потрогала � до
сих пор уколы делают от бешенства.
 Он не тронул.
 Босым вошел в прибой, туфли поставив на
волну. �Шестьдесят долларов стоят, - возмутилась мать, - уплывут�. Он
ответил, обуваясь: �Будет теперь море необутым из-за тебя�.
 Мать сказала испуганно: �Срочно кофе пить, отогреваться, до утра не
высохнут! Что ты наделал! На Пасху босым оказался, как теперь в
мокрых?�
 �
Не мелочись, - огрызнулся.
 Больше не разговаривали. Собирали
камушки. 39 � потом сосчитает мать.
 
 
 Глава 8. КНИГА
 
 �Иисус Христос. Не понимаю! Я мать
убийцы?
 Дождливо. Потому, что мой сын умирает.
В чуде!
 Видно и слышно. Били?.. Не знаю.
Возможно ли это? Возможно!!.
 Получал по голове от Богини не один
раз. Пошла на хрен, Богиня. Не интересно�.
 
 Это книга � на стене. На обоях.
Рукопись под выключателем. Чтоб каждый, зажигая свет, прочитал:
 �Тишина. Звук. Любовь. Не тренируюсь.
 Я тебя люблю. Любовь. Пистолет. Нож.
Подручные средства.
 Зубы. Точу. Преступление. Нормально.
Чувство. Глупость. Не знаю!�
 Он иногда говорил, словно со стены
считывал.
 � Если посмотреть из окна � мама,
смотри! � фонарь мигнет. Видишь, мигнул два раза. Будет мигать столько
раз, сколько будешь вглядываться. Не боишься сойти с ума? Ко мне
прилетает голубка белая. Ходит по подоконнику. Как думаешь, мама,
голубка и фонарь знают друг о друге? Когда гаснет фонарь, я видел, свет
горит в голубке.
 
 
 Глава 9. ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА
 
 �По утрам прилетала голубка, за стеклом голосила. Я не знаю вестей, что
сыну на рассвете она приносила.
 � Мама, не бормочи! Что ты все
выспрашиваешь?
 � Разве я о чем-то спросила?
 Ответил:
 � В стихах каждое слово вопросом. А ты
ищешь в них ответа. Смысл имеют только ироничные стихи. Остальное все о
чувствах и для чувств. Очень утомительно.
 
 �Когда я захожу в его комнату, хожу
вдоль стен, вчитываясь в книгу жизни его, мне не страшно. Мне одиноко
его одиночеством � это вне определений, это такая данность.
 �Чтоб быть вместе с мамой.
 Сын!
 Временно.
 Временно на расстоянии.
 Подвел черту под этими стихами.
 Не время.
 Знание!�.
 Последняя запись под последним
выключателем при выходе из квартиры � �27апреля 2008 год, Маленький
Бог�, и детская его роспись с завитком. Рядом тщательно зачеркнуто:
�Свободен�.
 �Он проживет до Пасхи, 28 апреля 2008
года�.
 
 
 Глава 10. �СОН� КАФКИ
 
 Продолжение сна Франца К.:
 �Йозефу К. снился сон.
 Был отличный день, и ему захотелось
погулять. Но он и двух шагов не прошел, как сразу же очутился на
кладбище. По всей территории кладбища разбегались дорожки, искусно
проложенные, но несообразно извилистые. Однако, став на одну из них, К.
уверенно и легко заскользил вперед, словно подхваченный стремительным
течением. Уже издалека внимание его привлек свежий могильный холм, и он
решил держать на него путь. Холм словно манил его к себе, и К. не
терпелось поскорее до него добраться. Порой холм исчезал из виду�
 Он поспешил прыгнуть в траву, но, едва
нога его оттолкнулась от убегающей вперед дорожки, потерял равновесие и
упал на колени у самого холма. За холмом стояли двое, держа в руках
могильную плиту. Увидев К., они воткнули камень в землю, и он стал
намертво. Тут из-за кустов выступил третий � судя по всему, художник� в
руке он держал простой карандаш и уже на ходу чертил им в воздухе
какие-то фигуры.
 Этим-то карандашом художник и принялся
чертить на плите�
 Кто-то, должно быть, заранее обо всем
подумал; холм был насыпан лишь для виду. Под тонким слоем земли зияла
большая яма с отвесными стенками и, повернутый на спину каким-то
ласковым течением, К. послушно в нее погрузился. Когда же его поглотила
непроглядная тьма, и только голова еще тянулась вверх на судорожно
поднятой шее, по камню уже стремительно бежало его имя, украшенное
жирными росчерками.
 Восхищенный этим зрелищем, К.
проснулся�.
 
 
 Глава 11. ДИАЛОГ
 
 � Итак, о смерти, - сказал Франц. � Ты
думаешь, она существует.
 � Они уходят, да, и мы не видим их
больше.
 � Ну-ну, � хмыкнул Франц. � И мы не
видим их больше. Где же смерть? При чем здесь смерть?
 � Есть кладбища. Твой Йозеф К. �сразу
же очутился на кладбище�, как только захотел погулять. Я уже не говорю
про жизнь � как только нам захочется пожить, наше внимание неизбежно
привлекает свежий могильный холм, и мы решаемся �держать на него путь�.
Не ты ли сам � об этом? Смерть в нас. И предстоит дожить до нее. Сон
тебе приснился? Кто такой Йозеф К.?
 Франц возмущенно заерзал рукой по
страницам, потом захлопнул книгу со своим рассказом �Сон�, потом
вскочил с дивана и резко сказал: �Большой цирк, где бесчисленное
множество людей, зверей и механизмов без конца сменяет и дополняет друг
друга�.
 � Не надо. Ты не сможешь уйти от нее �
в жизнь. Придет твой художник к надгробной плите и изобразит�.
 Но Кафка перебил:
 � Мой художник изобразит, и это будет
искусство слов. А твоя героиня завоет � и это будет искусство воя. Что
ближе смерти?
 � Конечно, слово, - ответила.
 � Неправда! � закричал Кафка, - ты все
время подразумеваешь конец. Конец был. Но в начале было Слово, ибо
Слово � процесс, значит, в начале � живая жизнь.
 � Э, нет, - ответила, - слово было в
начале конца, то есть в начале смерти. Все есть смерть, а не жизнь,
конец главнее � а начала и вовсе не будет. Есть только продолжения,
потому что мы многажды возвращаемся и ничего не знаем об этом. Значит,
нас нет, все как бы впервые � какие же начала? Все есть продолжения
смерти. Я вообще подозреваю, что нам снится все. Но снимся мы � кому?
Вот в чем вопрос. Да кто такой твой Йозеф К.? Причем тут Йозеф с вашими
снами? Имеет смысл только тот общий сон, что вбирает все наши
разрозненные сны. И он снится тому, кто не во сне, но в жизни живой �
значит, вечной. И ты знаешь, как Его зовут, сказавшего Слово. Но
говорить перестал! Разбилось Слово � на слова. Потому что снов Он
больше не видит. На полке стоит, на стене висит, в небесах парит вечно.
Только Он и жив среди всех. Потому что умер.
 Вот и ты уже на полке, и я скоро стану
рядом. Он по домам разошелся � един во многих лицах, текстах, книгах,
памятниках надгробных. Нет и Его, раз больше сны ему не снятся.
 А все мы � в Нем, в них, разошедшихся �
на наши тиражи, раз Он � в каждом из нас.
 Абсурдность этого явления настолько
очевидна, что имена значения утрачивают. Он, ты, я, � какая разница?
Если было Слово � и слово было Бог. Нам не о чем с тобой больше
говорить.
 Придет моя героиня и свяжет свитер
пушистый, чтобы накрыть могилу. И будет вой и скрежет зубовный. А кроме
� ничего и нет.
 � Да, - сказал задумчиво Франц, -
пожалуй, свитер на могиле лучше надгробной плиты. Пока ты не стала еще
рядом на полку, не свяжешь ли и для меня? Если можно, пусть он будет
зеленого цвета.
 � Нет, - ответила, - �Свитерок�* уже
написан, и он не для тебя. Мало тебе травы?
 � Да не знаю я, - ответил, - что там
надо мной�
 � Покоя нет, и воли тоже � это я знаю
точно.
 � А что же осталось? � удивился Франц.
 � Я пока осталась, - ответила. � А
дальше � не знаю. Может быть, я уже последнее, что осталось...
 *СВИТЕРОК
 Эта жизнь не по силам.
 А � какая?
 Но когда ешь яблоко� или вяжешь
свитерок� всегда оказываешься у могилы.
 Она говорит, глядя в пространство
бессмысленно� неостановимо горькое плещет через край:
 �
Машина наехала�
 Машина наехала. Ваську подбросило не
перевернув. И он упал, и смотрел, не мигая, как над ним пылало и
погасло. Его небережно подняли и сбросили в канализационный люк.
 С сухими глазами мама обмывала детским
мылом прямо на столе, а папа раскачивался, говорил:
 -
ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-
 Васькина застывшая сломанная рука от горячих маминых пальцев сдвинулась
и мама это почувствовала, обманулась, а потом не было музыки, и мама
повторяла, что забыла надеть на Ваську свитерок:
 �
И что теперь делать?
 А делать было нечего, потому что не
вынимать же заколоченные по шляпку гвозди, один в головах, один в
ногах, четыре сбоку ваших нет, впереди лишь мгла и свет не зажжется
никогда, там, где стылая вода � папа пел. А мама направляла его голос и
говорила другие слова, что:
 �
Холодно в белой рубашечке�
 И тогда она сосредоточенно стала
отбивать крышку камнем, поданным ей Землей. И отец помог ей, гвозди
вытащил. Она не успокоилась, пока не привезли свитерок, и вставили
гвозди в те же дырки�
 Домой вернулись без Васьки � не
раскапывать же, чтобы забрать с собой.
 Решили сделать нового - в эту же ночь -
родилась девочка.
 Мама каждый год терпела. До Спаса не
ела яблок. А когда срок подходил всегда одно и то же: яблоками
загружали багажник, отвозили на кладбище и высыпали на Ваську. Три дня
не приходили. Когда возвращались, из-под горы яблок появлялась
обнаженная могила, на которой оставался новенький свитерок. Его никогда
никто не уносил, не крал, и он мок под дождями, выцветал на солнце,
пока Васька не забирал, чтобы согреться, - когда мама, с сухими
глазами, съедала завалявшееся за крестом яблоко, первое в году на
Спаса.
 Все Васька терпел, и только одного не
мог выносить Васька � плача девочки. Она плакала много, и спасало что
не очень часто, потому что мама научилась давать и ей яблоко из
багажника, а иногда из старой клеенчатой сумки, в которой он любил
находить конфету, карандаш, блестящие копейки.
 Когда Ваське исполнилось семь лет, он
запомнил � сначала машина синяя накатила, потом свет померк, а потом он
захлебнулся тухлой водой в слепом колодце�
 Чтобы Васька не мерз, мама каждый год
вязала свитерок, сначала он был одного размера, а потом мама догадалась
и стала вязать правильно. А потом все еще раз исчезло, как однажды,
когда его нашли, но было поздно.
 И вдруг девочка сказала, что они втроем
уехали, чтобы мама и папа отдохнули от яблок и свитерков. Насовсем.
 Он узнал девочку по плачу, который
невыносим. Она тянула как папа, но вместо ы � ы � ы � ы � ы � ы � ы � ы
� ы � ы � ы � ы � ы � ы � ы - ы - получалось еще хуже.
 Мама хорошо понятно молчала и делала
дела теплыми руками вот и сейчас� Слава Богу� ему станет тепло� потому
что она, девочка то - есть, догадалась, накрыла его свитерком. Спустя
тридцать лет он стал таким как надо, закрыл всю могилу пушистой белой
шерстью, как снегом.
 А затем накатила синяя машина, обрушила
сверху гору яблок, чтобы Васька понял, что пришел Спас.
 
 
 Глава 12. БЕЗ НАЗВАНИЯ
 
 Это конец.
 
 
    Ольга Ильницкая родилась в 1951 году в Одессе. Работала
корреспондентом �Вечерней Одессы�. В настоящее время живет в Москве.
Поэт и прозаик, она печаталась в журналах �Знамя�, �Арион�, �Октябрь�,
�Нева�, �Юность�, �Крещатик�, �Футурум АРТ� и др., а также в
поэтических антологиях и в антологии короткого рассказа 2-й половины
20-го века �Жужукины дети, или притча о недостойном соседе� (М., 2000).
Автор нескольких книг стихов и рассказов. Последняя по времени книга прозы �Божий человек, или книга про все
хорошее� вышла в 2008 году в Одессе.
 
 
 
 |