"ОКНО" № 14 (17) | Эссе

1980 год

25 апреля. Иерусалим.
Похмелье.
Книга "Парикмахер в Гулаге" Липы Фишера. Еще одно свидетельство эпохи, еще один памятник жертвам коммунистов.
Перебирал свою коллекцию постеров.
Азерников был у нас с Мишкой. Беседы за чаем. Уходя, захлопнул Мишку в машине, ездил домой на такси за ключами, Ирка развлекала плачущего Мишку через стекло и читала ему книжку, я пытался открыть дверцу.
Была у нас Ида Блох, Ирка с ней беседовала на кухне за чаем.
Я говорил с Савелием Гринбергом по телефону, он обещал написать воспоминания о А.Крученых для "Левиафана".
26 апреля. Иерусалим.
Режу старые газеты. Ирка на работе.
Ирка и Лена Кац обсуждают розово-белую одежду на розово-белую вечеринку Иоханана.
Вечером у нас Агурский, и мы с Иркой, Ленкой и Меликом уютно беседовали за чаем и водкой. Вспоминали Москву 60-х, Васю Ситникова. Вася Ситников работал в Институте Сурикова, во время лекций показывал диапозитивы студентам, и его звали Вася-фонарщик. Вид его был дик. Однажды на польской выставке в Манеже у абстрактных картин пошел на него министр культуры Михайлов; - Это, - говорит, - что, нравится вам? А Вася взял его за пуговицу и стал что-то втолковывать. Наутро принесли Васе повестку, что фонарщиком он больше не работает.
В начале 60-х мы с Иркой посетили Василия Яковлевича в его жилище на Сретенке. Комната представляла мохнатую дыру, узкую, так что два человека не могли разминуться, все завешано шкурами и иконами. И в этой норе мохнатый Вася. А потом он переехал жить на Лубянку, там был какой-то дом, из которого всех жильцов постепенно выселяли и в итоге Вася остался один среди каких-то полуразрушенных коридоров и забитых комнат. Вид был совсем не жилой, а Вася завесил все иконами и варил щи. Там я нарисовал ему портрет еврея. Как-то Ирка навестила его с подругой, он вышел их провожать под дождем и надел на голову жестяную шайку для стирки белья. Вася любил говорить про всех, что они его ученики. И однажды всем рассказал, что Володя Вейсберг его ученик. Это дошло до Володи. Случайно они повстречались в Сандуновских банях, Вейсберг набрал полную шайку кипятку и стал гоняться за Васей, пока не загнал его в угол. Тогда Вася упал на колени, длинные волосы, борода и крест на голом теле:
- Володенька, прости, больше не буду!
Так передает молва.
Во время войны Вася спасался от армии и попал в сумасшедший дом в Казани. Это был страшный комбинат смерти. Окна в мороз выбиты, койки без одеял, спали по двое - спина к спине, для тепла, утром вставали, а сосед мертвый. Морили голодом. Вася рассказывал, как однажды удалось попировать собакой повара. Сейчас Василий Яковлевич Ситников живет в Нью-Йорке.
Вспоминали вечер в ателье Резницкого (Агурский был среди зрителей). Отец Андрея Резницкого уехал на юг, и Алик Гинзбург договорился с Андреем сделать в мастерской вечер поэзии. На стенах висели работы Оскара Рабина. Читали стихи Генрих Сапгир, Игорь Холин и я. Было полно народу. Кроме стихов были какие-то споры об искусстве. Это было на Арбате, около ГИТИСа в 1960 году, если не ошибаюсь.
И еще о Ситникове. Стоит Агурский в гастрономе на Лубянке, а перед ним чья-то спина в рваной рубашке, волос длинный и патлатый. Фигура покупает шар буженины и, не отходя от прилавка, поднимает и запускает в него зубы - оборачивается - Ситников. - Неделю, - говорит, - из дома не выходил - проголодался!
Напоследок я опять говорил с Меликом, чтоб он присоединился к авангардистам, он говорит - Дай подумать еще недельку!

27 апреля. Иерусалим.
Режу старые газеты. Встречаю фамилии друзей и знакомых и вспоминаю.
Лазарь Дранкер заходил.
Вчера отцу Саши Аккермана ампутировали ногу до колена, т.к. гангрена была неизбежной. Он перенес операцию относительно безопасно. Отец Саши очень болен, в свое время он прошел Освенцим. Несчастные наши отцы, они оказались в самой мясорубке...
Азерников с Юлей и Мишкой. Борька собирается издавать мои эстампы. Играли в баккару.
Позвонил Ефим Капчиц, художник из Москвы, приехал месяц назад.

28 апреля. Иерусалим.
Ирка на работе. Дети в школе. Бурлюк спит. Я читаю.
Я отвез свои эстампы на жюри в Бейт-Ам (там в библиотеке вдруг встретил висящую мою шелкографию из альбома). Был на рынке, покупал продукты. Был у Дины Ханох в галерее "Нора". Она рассказывала о своих планах.
"Эхо" №1 - 1978 г.: мутные стихи И. Бродского, коего Марамзин подает за великого поэта, впрочем, и В. Максимов идет у Марамзина за большую величину. Повесть В. Губина "Бездождье до сентября" - скучновато, но литература. Плохой рассказ В. Рыбакова с дешевой символикой. Мой любимый Эдик Лимонов - стихи. Легковесные поверхностные стихи Леши Хвостенко. Прекрасные тексты А. Введенского. Цветистое эссе А. Волохонского о Набокове, и все-таки это не тошнотворная жвачка Э. Шаховской - у Волохонского уровень иной.
Читал Ирке стихи на кухне. Мы добросовестно прочитали десятки стихотворений Володи Алейникова, нет ни одного на уровне "Левиафана".
Пришла Лена Кац. Я читал стихи Бенедикта Лившица. Как сладко встретить в тексте имя Давида Бурлюка.
Был у меня несколько часов Ефим Капчиц с сыном лет 17, тоже художником. Рассказывал о московских художниках, но, увы, он был далек от нашей среды и мало что знает. Женя Чубаров вдруг заделался ужасным антисемитом, ругает евреев и призывает на наши головы несчастья - бедный Чубаров. А единственная его выставка состоялась в Иерусалиме моими трудами.
Златка глотает книги одну за другой - хороший знак. На книгу Нахума Гутмана, от которой местные уроженцы писают кипятком, Златка сказала - Фу! Дай Бог, чтоб и впредь к ней не приставала наша местная тухлятинка.

29 апреля. Иерусалим.
"Эхо" №2 - 1978. Борис Вахтин "Одна абсолютно счастливая деревня". Лживая по интонации (украдено у Платонова) и лживая по смыслу, к тому же отдает русопятством. А для Марамзина это шедевр. Как пошлы их литературные привязанности. Какая отвратительная полу-литература.
Была Лена Кац.
Был Борька Азерников.
Заезжал Володя Сорока, смотрел мотор моей "Марины" - она чихает.

30 апреля. Иерусалим.
Читаю.
Чаепитие с Иркой, Леной Кац, Сашей Аккерманом.
Был Гриша Патлас. Был Борька Азерников (говорили об издании моих эстампов).
В "Аареце" вышла статья Изи Шамира о "прямиках", где он цитирует меня.

1 мая. Иерусалим.
Утром забегал Саша Окунь, принес приглашение на свою выставку у Рут Дебель.
Читаю. Александр Введенский - наш человек. Лимонов - очень хорош.
Читал Ирке стихи Фета, много ерунды, но и хорошие стихи тоже он писал.
Лена Кац заезжала.
Я хожу в Иркиной юбке.
Вечером мы с Иркой и Леной Кац на бело-розовой вечеринке у Иоханана и Ронит. Куча народа, гром музыки, танцы, девушки, скука. Я выпил для поддержания тонуса стакан водки. Были Алина Слоним, Люши, Ури и Хана Шавив. Исраэль Сегал (кажется он несколько напыжился с тех пор как стал диктором телевидения). Скучно нам в этом буйном веселье, как в дискотеке. Это не для нас.

2 мая. Иерусалим. Ирка в похмелье. Я читаю.
Пьеса Нины Воронель "Утомленное солнце", надо было им из Москвы бежать, чтоб в Израиле сочинять соцреалистическую мудню.
Стихи Алеши Хвостенко, Анри Волохонского - второстепенность. Увы, увы! Не случайно им не нравятся наши лучшие авторы, как Холин или Лимонов. Не случайно в искусстве не смыслят.
Мы с Иркой, Меликом Агурским и Ритой-Юлей-Володей Коротиками-Сороками у Сары Гилат на выставке Алимы. Я хоть и сказал Алиме "Мазаль тов", но выставка очень плохая - скучные, неоригинальные, ядовитые абстракции. Головатый король (от слова голый). Проскользнул Серж Шпицер. Мириам Голан с Ицхаком.
Оттуда мы, прогулявшись, в Дом художников.
Фотографии Айзенштадта - с 30-х гг. до наших дней. Бодрый старик тут же; Тедди Колек открыл речью; фильм об Айзенштадте; глинтвейн - сыры; люди Люфтганзы и немецкого посольства. Как зритель я сказал для радио пару слов. Взял у Айзенштадта автографы на каталоге и постере - маленький еврей с еврейской профессией, фотограф высокого класса. Я ему сказал об этом и пожал руку.
С Иркой, Агурским и Леной Кац были на выставке Мих. Гросса в Хилеле. На этот раз выставка не очень удачная, хотя Гросс художник серьезный. Я сказал ему, что на небесах нас спросят, беседовали ли мы с ним хотя бы один раз всерьез и не спеша - и позвал его как-нибудь к нам с ночевкой (он из Хайфы). Гросс очень симпатичный человек. Марти Померанц с женой, Иосеф Цуриэль с женой, жена Мирона Шаскина (звала в гости, Мирон плох). Познакомился с Авраамом Рафаэлем, скульптором из кибуца (сказал ему что-то о реализме как капиталистическом мировоззрении, с чем он не был согласен).
В том же составе были у Эллы на выставке Товы Берлинской. Работы не оригинальные, но есть и неплохие. Я поздравил Тову, выпил рюмочку ликера (в дополнение к нескольким стаканчикам вина в Хилеле). Говорил с Эм. Праттом. И Ирка и Лена утащили меня.
С Иркой, Леной и Меликом пили у нас чай с пирогами до 12 ночи.

3 мая. Иерусалим.
Читаю.
Письмо от Франтишка Кинцля и фото его объектов, он хочет участвовать в выставке.
Лена Кац у нас.
Галя Келлерман вернулась из Парижа. Саша Аккерман встретил ее. Вечером мы вчетвером пили чай с французскими сырами. Галя рассказывала о встречах и выполненных делах. У Жюльена Блайна встретила она Эдика Лимонова и Колю Бокова. Эдик выглядит элегантно-буржуазно. Коля с каким-то немецким приятелем в авантюрах (они надули в Германии много презервативов, написали на них - Вы ебётесь, а мы летаем! - и немец взлетел, но презервативы лопнули, и он упал и сильно расшибся). Видела Галя и Шелковского, а также Рогинского. Мы пили чай, беседовали и обсуждали выставку "Левиафана".
Я забежал к Цигельману, за книги дал ему набросок Эд. Штейнберга.

4 мая. Иерусалим.
Читаю "Эхо" 1978-1979 гг. Увы, это скопище полу-талантов, и редкие звездочки среди них. Полу-талант Марамзина сделал полу-талантливый журнал. Все умненькие, культурненькие, а читать тошно. Готов Володя на жертвы во имя литературы, но эти жертвы Господь Бог не берет.
Ирка после Тафсара еще работала у Руди Портного (над 1-м № его журнала) и он ее привез поздно.
Саша Аккерман заходил. Был Лазарь Дранкер.

5 мая. Иерусалим. Читаю. Звонил Никита Лобанов из Лондона (насчет Веснина). Звонила Алина Слоним. Звонил Гриша Патлас. Звонил Саша Аккерман. Говорил по телефону с М. Феллером, Азерниковым. Моя игра - составление еврейского каталога художников. Ирка в Тафсаре.
Забастовка в электрокомпании, я при свечке читал Ирке Фета.
Траурная сирена - минута молчания в память погибших. День поминовения.

6 мая. Иерусалим.
Написал цикл стихов: "Автопортрет", "Холин", "Яковлев", "Пушкин", "Ленин". Это нечто новое для меня.
Ирка вернулась с работы с Леной Кац - читал им новые стихи.
Были с Иркой в супермаркете в Мизрах Тальпиоте и потом с Леной у Гали Келлерман. Играли в баккару.
С Леной Кац был в Гило в центре абсорбции. У Гриши Патласа - чаепитие с Ниночкой и неким Вагнером. Валя Шор. Зашел к Саше Окуню, у него завтра вернисаж - он огорчен каталогом. Рут и Этьен Дебели издали ему каталог на деньги министерства абсорбции. На обложке большими буквами - Дебель - так они "прославляются" за счет новых репатриантов. Каталог убогий, плохой дизайн, плохая печать. Я утешал Окуня.
У нас - баккара: Ирка, я, Саша Аккерман и Галя.
Потом все пошли на вечеринку к Тале Зив, недалеко от нас. Много народу. Среди прочих: Алина Слоним, Ури и Хана Шавивы, Иохан Харсон и Рони, Дуду Герштейн и Циона, Цви Толковский. Я пил виски и водку. Был пьян. Танцевал. Златкина преподавательница по музею позвала меня к ним (рядом в дом), а ее мужу я очень не нравился и он меня выталкивал все из дому.

7 мая. Иерусалим.
Похмелье.
Коктейль Тедди Коллека в честь Дня Независимости в Башне Давида. Златка очень хотела увидеть Тедди Коллека, я, говорит, еще никого из правительства в жизни не видала. Мы подошли к Коллеку и он пожал ей руку и что-то спросил, она была очень довольна.
Саша Аккерман и Галя Келлерман как два голубка ждали нас в машине. И мы все поехали в Эйн-Карем, в галерею Дебель на вернисаж А.Окуня.
Было очень много людей, не протолкаться. Саша мил ровно настолько, чтобы русская публика писала от него кипятком. Рут Дебель поигралась в авангард, но подлинный ее вкус все же вышел наружу и она съехала на дешевку. Асаф Бен-Менахем (и он готовит выставку у Дебель) говорил со мной, он нашел даже что-то общее у Окуня со мной - ну откуда же берутся эти слепые недоумки? Я говорил со всеми понемногу - а знакомых очень было много. Лена Кац, Саша Аккерман и Галя Келлерман уехали в кино.
Нас Саша Окунь привел к некоей даме, там же в Эйн-Кареме, она его позвала и он, бедный, не знал, как оттуда смыться, но все же мы смылись после чаю и не потешили хозяйку хоровым русским пением.
И вот, наконец, дружной компанией мы отправились в Гило, к Саше Окуню домой, а там уже куча гостей, шикарные закуски и батареи вина и водки. Тут уже атмосфера была нашей, милой, дымной и пьяной. Саша и Вера Окуни, Валя Шор, Гриша и Нина Патласы, Майя Каганская, Ира и Володя Глозманы, Саша и Оля Вейнберги, Боря Камянов, неприличные Изя и Бригитта Шамиры, пьяный Володя Гершович, Володя Томер, пузырь Семен Черток и стайка израильтян: актер Альмог, художник Гиора Уриан и прочие. Пили мы, беседовали, шутили. Народу было много всякого. Гершович пьяный стал поднимать два стула сразу зубами и уронил их на стол, вино и салат выплеснулись на пьяного Володю Фромера и отчасти на Ирену-флейтистку, и осколок бутылки порезал Майе Каганской палец на ноге. Я стоял рядом, но не пострадал. Шамиры, услышав грохот, сразу же смылись.

8 мая. Иерусалим.
Похмелье.
В "Кан Иерушалаим" (приложение к "Маариву") фантастическая заметка Иосефа Цуриэля обо мне и пасхе в Москве. В "Едиот ахронот" Адам Барух пишет о Нью-Йорке, Розенквисте и Саше Арарии с "Медией". Для многих эта газета разорвется словно бомба!
Мы со Златкой на ужине у Гали Келлерман с Сашей Аккерманом. Рыба, селедка, картошка, вино, сыр.
У нас: Мириам Голан и Ицхак с братом-архитектором и его женой Михаль Голан - дизайнером. Водка, беседы о репатриации, чиновниках, политике.

9 мая. Иерусалим.
Похмелье.
Мы с Иркой и Златкой на выставке-продаже Жени Брукмана в богатом доме некой дамы Сарины Арнон. Работы страшны, как Божий грех. Женя - мил, работает, торгует. Чинная публика. Барух и Номи Сорэли. Рахель Каспи - дама из ВИЦО, благотворительница.
Мы с Иркой и Златкой у Хефци и Цви Эйалей. Биби тоже дома. Беседы о политике, репатриантах и "прямиках", сионизме. Я сказал многое такое, что Цви задумается. Постепенно появилось несколько пар гостей, геолог, доктора. Общая беседа. Коньяк, кофе, пироги.
Вечером у нас: Мордехай Эвен-Тов с Кларой, Саша Аккерман с Галей Келлерман, Лена Кац, Майя Каганская.

10 мая. Иерусалим.
Смотрю европейское искусство. Ирка в Тафсаре.
Валера Корнблит был. Я продиктовал Яшке письма - чтоб Корнблита, Ривку Элиав (она звонила мне), В.Шора, А.Окуня, А.Резницкого, М.Заборова, Е.Малкину, Е.Капчица, Р.Вольфера приняли в Союз художников - и послал с Корнблитом Давиду Сузанне (поговорив с ним по телефону).
Корнблит нарисовал меня в юбке и подарил.
Были с Иркой у Инны и Лео Померанц, взяли книги (которые мы давали читать в больницу Мириам Таль и которые мы давали читать Фиме в больницу), смотрели гравюры А.Кравченко и беседовали за мороженым.
Были с Иркой у Беллы Вльфман и Зямы Олидорта; чай, баккара, беседы.

11 мая. Иерусалим.
Утром у меня был Андрей Резницкий. Чай. Рассказывал о планах, вспоминал московское. Я предложил ему начать серию "лениниану".
Смотрел американских художников.
Вечером у нас: Цви Дворкин с супругой (хозяин магазина "Искусство"). Он желает издать календарь с моим рисунком на обложке, я предложил "Ночь-Офиру".
Был Миша Макаренко, подарил мне каталоги Академгородка, я дал ему пачку детских рисунков (добыл по его просьбе).
Звонил Эли Люксембург. Ему очень нужен "Голем" Мейринка. Эли пишет роман.

12 мая. Иерусалим.
Читаю, смотрю американских художников. Ирка работает в Тафсаре.
Звонил Боря Камянов, чтоб я подписал письмо против Мераса, Д. Маркиша и других. (Забавно - Мерас, пишущий по-литовски, - председатель союза русских писателей). Письмо против захвативших кресла. Я сказал Боре, что я в этих играх не заинтересован.
С Леной Кац прогулялись к Эти в магазин. Теплый вечер.

13 мая. Иерусалим.
Был у меня Аарон Яковлевич Виньковецкий, он издает Антологию песен на идише и предложил мне взять на себя художественную часть. Его послал Яша, его сын.
Читаю марамзинское "Эхо": сплошное вторичное "новаторство" и эпигонство. Одуряющие стихи Д.Бобышева, А.Лосева, И.Бродского, В.Тупицина, В.Лёна - бесталанная игра словами умных, образованных фрондирующих мальчиков. Вычурный Б.Вахтин (от которого марамзины и  максимовы писают кипятком). Виктория Андреева пишет о поэзии - и рядом с С.Красовицким называет: Волохонского, Л.Иоффе, Бакштейна, Худякова - Боже, откуда эта глухота? Красовицкий среди посредственностей - как равный. Вайль и Генис - рижские провинциальные мальчики - тасуют имена, и, конечно же, Бродский - лучший русский поэт. Лосев - панегирирует Бродскому. И язык у Лосева поворачивается называть его рядом с Хлебниковым. Бесовский хоровод. Но и Лосева Бог бездарностью не обделил, читаешь его стихи, как вату жуешь. Триумф стандартных людей, плохих поэтов. И все же в этом всем говне проскальзывает подлинное: стихи М.Еремина, Стася Красовицкого, Э.Лимонова, С.Петруниса. "Ювенильное море" А.Платонова - что-то в этом такое родственное соцреалистическим романам, и язык все же нарочит слишком и одинаков у всех героев и у автора. Вахтин и Марамзин стряпают под стиль Платонова - значит, был у Платонова какой-то тухлый дух, если на него мухи летят.
Чаепитие с Иркой и Леной Кац.
Террорист ранил папу римского, один приличный человек сел на престол Ватикана, и именно его-то и пытались убить. Поляки в трауре. Есть от чего. Коммунисты превратили убийство в норму, а сытая европейская буржуазная сволочь примирилась быстро с этим и для их подлых судов убийца - не бешеный зверь, а человек, преступивший закон; своровал ли, убил ли - нет принципиальной разницы.
Заходил Лазарь Дранкер.

14 мая. Иерусалим.
Вырезаю из старых газет. Чтение "Эха" привело меня в депрессию.
Моти Фридман и Люши уехали в США. Кризис в "Медии". Денежные проблемы. "Медия" в опасности.
Хеппенинг с детьми в Колокольном саду. Отдел Сузаны привез краски и бумагу, и дети рисуют в саду. Мы вроде как руководители. Саша Аккерман с Галей Келлерман. Давид Сузана. Хедва Харкави. Рути Кац. Гретти Рубинштейн. Шведрон. Ицик Мареша. Яков Розенбойм нашел фанеру и стал что-то малевать мелками, углублен в себя, отходя, в длинных волосах, прямо-таки настоящий маэстро, а на фанере - ужас, стихийное бедствие. Златка рисовала и лепила. Пришла Лена Кац. Выступление клоунов. Сережа Шаргородский предложил мне устроить что-то подобное в Цавте, где он сейчас работает.
Чаепитие у Гали Келлерман. Я, Ирка, Златка, Саша и Лена.
Вечером к нам заходил Гриша Патлас.
Смотрел по телевизору документальную историю расстрела Тубянского в 1948 г. Ужасно, как был по коммунистической системе расстрелян невинный человек, более того - русский первопроходец, преданный Израилю.

15 мая. Иерусалим.
Мы с Иркой в "Гипер-шуке" на рынке. Потом у Изи Малера в магазине - мы с ним поменялись книгами. Я принес ему издание пародий Архангельского - Изя его переиздает.
Был у нас Дуду Герштейн с маленьким сыном. Смотрел ДОКС, Черное на белом, Ковчег, А-Я. Интересовался "Левиафаном".
Вечером мы у Баруха Сарэля и Наоми. У них Цуриэль с Брахой и Глазник с женой. Водка, беседы, кофий. Барух - работник издательства, работник культуры, и малый неплохой, полковник запаса - но, Боже, до чего же он примитивен. Наоми показала свою скульптуру - ужас. Я дал Баруху список 118 русских писателей, которых, по моему мнению, надо издать на иврите (Ф.Сологуб - "Мелкий бес". Л.Андреев "Василий Фивейский". Андрей Белый. В.Хлебников. А.Веселый. Е.Зозуля. М.Зощенко. А.Платонов. Ю.Мамлеев. Венедикт Ерофеев. Э.Лимонов). Дом их завешан ужасной стряпней старика Литвиновского.

16 мая. Иерусалим.
Спали с Иркой до 11 ч., пока не пришел Борька Азерников с Мишкой и не разбудил нас. Чай, баккара, беседы. Борька с Юлей расходятся.
Неожиданно пришли Володя и Ира Глозманы с рыжим дитем 6 лет, который везде лез и все хватал. Чай, беседы. Володя желает быть опубликованным в "Левиафане"; он читал свои стихи, очень слабые, увы! Я показывал ему свои "черные" и визуальные стихи, он очень смеялся.
Были с Иркой у Рути Глезер. Она делает кое-что в бутик для денег. Говорили о том, что в Израиле нет среды для художника. Рути очень талантлива, делает интересные вещи, но в Израиле они никому не нужны и вызывают только тупое изумление.
Зашли к Илану Шабтаю в галерею Алон. Он готовит новую выставку. Вернулся из больницы, он получил сильное радиоактивное облучение (от печки для мяса и + рентгенограммы) - и сильно болен, плохо выглядит.
Были с Иркой и Рути в Арте. Вернисаж Арье Азена - акварели, виды Иерусалима - грамотно, мило, не более. Знакомые. Барбара Холланд сказала нам, что она чувствует, что русское искусство снова начинает занимать важное место в мировом искусстве. Иуда Авшалом пригласил нас на свою свадьбу. С Цви Толковским мы говорили о том, что необходимо изменить атмосферу в художественном мире Израиля на более братскую. Арье Азен поблагодарил нас за то, что мы пришли на вернисаж (людей было не очень много). Итамар Баркан ходит в гипсе - сломал руку.

17 мая. Иерусалим.
Яшенька уехал с классом в Эйлат
Написал письма И.Шелковскому, Коле Бокову, Франт. Кинцлю.
Юля Азерникова приехала с Мишкой, они гуляли с Иркой, Златкой и Бурлюком на сквере.
Письмо от Вальки Воробьева из Парижа, его письма всегда интересны.
Какая мудня проза Юза Алешковского.
Отнес Ури Шавиву картину Миши Бурджеляна, чтоб он отвез ее Алине Слоним для выставки на тему женщин.
Саша Аккерман и Галя Келлерман. В июле свадьба.
Ирка, Азерников, Саша и Галя играли в баккару, я смотрел теленовости.
Говорил с Алмером Фогелем по телефону о фотографировании проектов.

18 мая. Иерусалим.
Валька Воробьев прислал 15 своих рисунков и акварелей в мое полное распоряжение. Лобанов Никита написал, что готов купить Веснина за 20.000 $.
Склеил самодельную книжку стихов свою. Читал. Ирка работала в Тафсаре.
Чаепитие с Иркой и Леной Кац. Лена дарит Ирке юбки и кофточки.
Вечером заходил Лазарь Дранкер.

19 мая. Иерусалим.
Читаю. Написал Вальке Воробьеву и Володе Яковлеву письма.
Приезжал Валера Корнблит с папочкой работ, я отобрал штук 15 "лучших" для еще одной попытки протащить его в Союз художников - но все это так дилетантски, увы! С ним был еще один художник, некто белобрысенький Полев, я смотрел его альбомчик - тоже дилетантская пустота.
Была Алина Слоним у нас. Обсуждали кризис "Медии", опять наш Саша Арарий повис на ниточке. Может, пронесет. Розенквист неожиданно потребовал больше денег за принты, и "Медия"пошатнулась.
Наш Яшенька вернулся из Эйлата, наш любимый взрослый сын.
У Борьки Азерникова день рождения, он собрал нас в ресторанчике (испанская колония).  Борька с Юлей, Тамара Гутина, психиатр А.Левитин с женой, зубврач Миша Каплан и Марик Вольперт (бывший страховой агент, который теперь гос. служащий). Пили водку, ели и развлекались. Потом Борька, Юля, Каплан и Марик были у нас. Я был пьян.

20 мая. Иерусалим.
Похмелье. Ирка ушла из Тафсара в другое место. Дети не учатся - забастовка учителей.
Написал письмо Л.Нусбергу, В.Котлярову.
У нас была Ирена Аленева (из Нью-Йорка, 7 лет назад из Москвы, тетка художника Туманова, Женькиного приятеля). Я взял ее из гостиницы. Она рассказывала об Америке, им там очень хорошо; она инженер-проектировщик. С ней я передал "Левиафаны" №3 и каталоги выставки в Герцлии - Григоровичу, Збарскому, Неизвестному.
С Иркой и Леной Кац поехали к Гале Келлерман. У них с Сашей отмечается получение Аккерманом Премии молодого художника. Был Шломи Брош с женой. Пили водку. Я что-то доказывал жене Шломи. Говорили о том, чтобы Шломи подключил возможности муниципалитета к выставке "Левиафана". Оставшись одни с Иркой, Галей, Сашей играли в баккару. Я был пьян.

21 мая. Иерусалим.
Оставил "Марину" в гараже и бродил по городу. Галерия Гимель (разговор с Гольбахаром) - галерея городская (Хедва Харкави) - бюро Ади Кахана - Дом художников (Гина Ротем готовит выставку) - Бейт Ам (взял свои и аккермановские не принятые к покупке эстампы) - встретил Машу Ванд-Поляк (очень постарела). Вернулся - мне поменяли свечи и кабель, отрегулировали - это мне стоило 365 шекелей, и поехал домой.
Ирка не работает, читает, печет пироги, я читаю ей Фета.
Зашла Лена Кац. Обсуждаем поездку в США. Ирка хочет пожить в Нью-Йорке, развеяться и отдохнуть от израильской провинции.
Вечером мы перевезли часть вещей вместе с Беллой и Зямой Олидартом из Санедрии на их временную квартиру в Гиват Царфатит. Играли в карты, пили вино и пиво с маслинами и болтали.
Яшенька и Златка всю ночь жгли с приятелями костер, пекли мясо, лук, картошку (Лаг б'Омер). Златку мы извлекли в 3 ч. ночи от костра, а Яшка вернулся в 5 ч. утра.

22 мая. Иерусалим.
Утро. Забежал на 5 мин. Борька Азерников, вернул бритву.
Женька Врубель приехал с Аськой.
Лена Кац приехала, потом Галя Келлерман. Чай. Потом они все с Иркой, Златкой и Аськой поехали в Гило, были у Резницких, Патласов.
Зиновий Зинник, "Извещение". Рассказ замешан на кретинской ситуации, часто повторяющейся и по сей день; один из членов семейства безрассудно и безответственно уезжает из СССРии (полагаясь на гуманизм сов. власти), разлучаясь с близкими, а потом мучается и бьется в судорогах инфантильной ностальгии.
Стихи Лени Иоффе. Нудное кропание, идущее от абстрактных логических ассоциаций. Этим сейчас занимаются очень многие интеллигентные мальчики и девочки, в их стихах нет живой связи слов. Иосиф Бродский - их главный руководитель.
Владимир Аллой о Бродском. Нудное умничание крещеного еврейчика о нудном умничаньи другого крещеного еврейчика. Два сапога пара.
Виктор Перельман пишет о себе. Когда мы мальчиками уже ненавидели советскую культуру, эти перельманы лезли в партию, в обслуживание убийц, лизали им жопу и сейчас убеждают нас, что они искренне верили в светлые идеалы убийц. Они мечтали быть среди хозяев, и хозяева поручали им мелкие должности подлецов и предателей, а потом все же пинали в зад. И выпинутые в зад, вся эта шобла, перельманы, свирские и прочие, теперь на Западе "разоблачают" сов. власть. Грязные "правдолюбцы" и "правдоборцы", неудавшиеся палачи.
Приезжала Ирена Аленева и уехали с Женькой в Нетанию.
Прогулялись и зашли к Бар-Иосефам. У них гости - профессор английской литературы с женой. Беседы - скучные, как и полагается в этом доме.

23 мая. Иерусалим. Мевасерет-Цион. Маоз Цион.
С Иркой, Златкой, Леной Кац, Галей Келлерман и Сашей Аккерманом были в Доме художников на вернисажах. 1) посмертная выставка Дана Кульки. Он был талантливым художником и скульптором (покончил самоубийством). 2) керамика Гины Ротем - модерничанье, без фантазии и мысли. 3) Шошанна Лев-Хон - абстрактное говно. Много знакомых; почти нет художников - художники не ходят на вернисажи - и так они и выглядят, тупые иерусалимские мазилки. Были: Д.Ракия, Д.Озеранский, Гольдштейн.
С Иркой и Златкой были в Мевасерет-Цион у Ефима Капчица, смотрели его рисунки и слайды. Малоталантливо; грубый рисунок, нет чувства цвета. Эклектизм и мешанина.
Там же навестили Изю Малера с семейством. Я осмотрел его книги; он ими очень дорожит, собирает; а их подбор обличает в хозяине человека некультурного, ничего-ни-в-чем-не-понимающего, неумного. Но люди они очень хорошие.
Были мы у Мордехая Гумпеля и Веред в их доме в Маоз-Ционе. Только сейчас они закончили его строительство. Все комнаты многоугольные, очень забавно. Кофе, беседы. Смотрели работы. Художник он энергичный, но без царя в голове, не без таланта, есть красивые вещи, и есть утомительно пустые. Ему 70 лет.
А вечером еще с Иркой, Сашей, Галей и Бурлюком были на вернисаже Ласри в галерее Алон. Работы ее выдают человека способного, но слепого, как новорожденный щенок. Художница с отцом и братом играли музыку отца; и отец играл на собственном странном инструменте, она на флейте, брат на ударных. Это было замечательно. Илан Шабтай чинно ходил в белой паре. Лилиан Клапиш познакомила меня с режиссером Михаль Говрин. Эдуард Левин жужжал, как нудная муха.
Я отвез Галю домой, и мы с ней и Иркой пили чай, беседовали, а Бурлюк рычал.

24 мая. Иерусалим.
Письмо от В.Котлярова, они там с Колей Боковым, Лимоновым и др. сделали выставку и что-то мое тоже дали (в Париже).
Я начал рисовать Сатану на большом картоне.
Ирка первый день на новом месте, в издательстве Элисар.
Рассказы Светланы Шенбрунн - что-то есть в них, некоторая хорошая простота и фантазия, но все же и некоторая затхлость. Читал К.Вилковского о похоронах Б.Пастернака и вспомнил, как 1 июня мы сидели за чаем у Ильи Цырлина в его маленьком доме, увешанном картинами московских "левых", где мой рисунок и рис. Зверева висели вокруг гуаши Яковлева, и по стенам огромные абстракты Миши Кулакова а-ля Поллок, и Саши Харитонова. И вдруг вошел Валя Хромов - умер Борис Пастернак. Я был оглушен, слезы выступили сами по себе. Пастернак был моим земным Богом долгое время, и вдруг - его нет.
На другой день утром в Востряково (около Переделкина) в маленькой комнатке Левки Нусберга я писал стихи на смерть Пастернака, а Левка рисовал картину маслом о том же - светлый кристалл, а вокруг темные щупальца в сине-голубой гамме.
Потом пошли в Переделкино. Вокруг дома Пастернака люди, из дома музыка траурная - играл Нейгауз. Потом цепочкой мы вошли в дом, прошли около гроба, но я ничего не помню внутри. Гроб несли на руках к кладбищу, очень много людей; мы прошли как-то, кажется напрямик, к могиле. Почему-то, кажется, звонили колокола. Все детали улетучились из памяти. Умер Борис Пастернак. Над свежей могилой читали его стихи.
Ирка и Златка были у Иды Блох, меня навестил Лазарь Дранкер.

25 мая. Иерусалим.
Читаю. Рисую "Черное небо" гуашью на картоне.
С Иркой и Леной Кац - на вечере "Шок и эпатаж в русской литературе" в Цавте. Организовал вечер Сережа Шаргородский. Было всего около 35 человек. Юра Милославский, Майя Каганская, Савелий Гринберг - выступали, наши провинциальные звезды (в России они были 5-х сортов, а тут они - цвет русской литературы). Сказать-то им нечего. Изя Шамир что-то вякал, как ведущий. Боря Камянов - ну, у этого совсем квадратные мозги. Саша Верник. В публике сидели Ира и Володя Глозманы. Вдали Галя Келлерман и Саша Аккерман, который смотрел на меня, многозначительно улыбаясь. Были симпатичные мальчики из русских. Старик Белов сидел молча. Я читал свои "черные стихи", публика хихикала, пока Савелий не промолвил - хорошие стихи - и все сразу спохватились. Потом я читал цикл "Холин" Игоря Холина. Тут публика подтаяла. Потом я показывал свои визуальные стихи "Обложки". Все смеялись до упаду и в конце разразились аплодисментами. Юра Милославский был в восторге. Камянов и Верник на меня и Холина реагировали - "Но где здесь стихи?" - Майя, конечно, тоже не считает это литературой. Бедная Майя Каганская - провинциальная дива, звезда "Двадцати двух" и "Синтаксиса", неразвитая и пустая. Сережа Шаргородский, "авангардист", вдруг выступил с такими детскими консервативными мыслями и, в частности, - почему в романе Милославского грубые сцены? Увы, увы! В начале 60-х мы выступали против советских стандартов, чтобы через 20 лет в Иерусалиме я оказался окружен добровольными ретроградами - соцреалистами камяновыми, либеральными каганскими, булгаковцами, бунинцами, цветаевцами. Я среди них, как белый слон, как пятиногая жирафа, они даже всерьез меня не принимают. Несчастные бедные милые пошляки. Впрочем, все прекраснейшие люди, и без них жизнь в Иерусалиме была бы совсем невозможна.

26 мая. Иерусалим.
Хана Шавив приходила фотографировать меня. Милая женщина.
Рисую "Черное небо".
Чай с Иркой и Леной Кац. Лена прибежала обсуждать вчерашний вечер. Хвалят меня за "Черное небо". Ирка давно требует, чтоб я рисовал, и Лена тоже.
Яшка сказал, что глаз в "Черном небе" должен быть сбоку, и вообще он сторонник нарисованных картин, без шрифта.
Вечером: свадьба Иуды Авшалома с Вероник, у Авраама Офека. Я подарил Иуде специально нарисованный рисунок тушью. Много народу. Авраам расставил в саду свои новые скульптуры, они очень-очень плохи, бессмысленны, похожи на плохие надгробья. Я пил водку. Златка нашла подругу. Дан Кафри убеждал меня ходить с ним в синагогу. С Хаимом Гилем говорили о его фильме о Тель-Хае, дурак он дураком. Пляски. Иоси Штерн с Милкой Чизик, Сузанна в кепочке. Невеста беременна. Иуда говорит - запутался. Свадьба, видать, вынужденная.

27 мая. Иерусалим.
Читаю и режу старые №№ "Нашей страны".
Чаепитие: мы с Иркой, Лена Кац, Саша Аккерман с Галей. Потом М.Агурский.

28 мая. Иерусалим.
Читаю и режу газеты.
Ирка пришла с Элисара. Лена Кац писала перевод моего письма Ф.Кинцлю.
Закончил "Черное небо".
Зашел Гриша Патлас с некоей сисястой Хагит Гиора, она из Ленинграда, работает в детском саду, пишет прозу, играет у Гришки в "Елке Ивановых".
Поехали с Иркой в Гило, отвезли Патласа к Ниночке, встретили Феликса Канделя, у Резницких нашли Макса Жеребчевского. С Иркой и Резницким сидели у Макса и Люси, беседовали об Израиле, их новой жизни и Москве. В Москве меня часто вспоминают, говорят о нас, хотя никто толком не знает, что со мной и как. Кабаков уезжать не хочет. Янкилевский ударился в христианство. Макс сделал ок. 30 мультфильмов. Они с Люсей учили иврит 1,5 года. Впечатление производят самое симпатичное. Мы с Максом не были близко знакомы и не узнали бы друг друга. Резницкий вспоминал былые дни. Пили коньяк. Разошлись поздно.

29 мая. Иерусалим.
Были с Иркой у Изи Малера в магазине, я поменялся с ним книжками.
Закупки фруктов, овощей, еды и водки на рынке.
Обедали вместе с Леной Кац, потом все разошлись по комнатам отдыхать. С Иркой, Леной Сашей Аккерманом и Галей гуляли в роще Армон Анацив. Спустилась ночь, пространства Кедрона, арабские склоны и Старый город. Потом пили чай у Гали, играли в баккару.

30 мая. Иерусалим.
С Иркой, Яшенькой, Златкой на "Марине" выехали в Тель-Авив.
В Тель-Авивском музее встретили Гришу и Лору Волохов, Лора привезла сигареты и книги. Повстречали Шмуэля Розина с женой.
После 10-летнего перерыва в музее повесили моего "Фарфорового человека", но и тут место ему нашлось неподалеку от Бака и Бергнера, видно, долго думали, куда приспособить ни на кого не похожую работу. Трудно им классифицировать Гробмана. Выставка - "Приобретения музея за 10 лет". Мы гуляли по музею.
Обедали у Евы Ароновны и Соломона.
Посетили Дани Прачи. Златка с дочкой Дани показывали нам представления. Дани подвержен всякого рода "розовым" идеям (некогда он состоял коммунистом, и Дан Омер был с ними и продал их Шин-Бету). Вот, говорит, - у арабов замечательная модерная музыка - Я говорил о жестокости арабов, рабском их образе жизни и отсутствии культуры. Жена Дани - тоже что-то вякала феминистическое.
Мы прогулялись по городу. Зашли в Дизенгоф-центр. Менаше Кадишман сидит на какой-то страшной выставке китча и рисует. Я говорю: ты что тут делаешь? - Он: - Вот пришел на выставку товарища, который умер.
Зашли к Людмиле Райс в галерею "Людмила", она там с толстым актером Игорем (они теперь вместе, что ли?) Вешают картины. Иосиф Копелян, рассердившись на низкие цены, забрал свою выставку; Мила срочно ищет художника из России. В искусстве она ничего не понимает.
На стоянке Габимы мы застряли. Заставили мою машину,и только часа через 2,5 мне удалось уехать - я открыл чужую машину, откатил ее и выпустил ей воздух из шины, чтоб наказать.
Сквозь ночь благополучно привез свое семейство домой. Бурлюк встретил нас бесконечной радостью. Он весь день был один, но не написал, ждал нас. Необыкновенно умная  и интеллигентная псинка, все чувствует и понимает.

31 мая. Иерусалим.
Вырезаю из старых журналов.
У нас Алина Слоним, обсуждаем дальнейшие действия.

1 июня. Иерусалим.
Разрезаю журналы.
Дом художников. Саша Аккерман получает "Премию молодого художника" им. О.Фейнингера. Хедва Шемеш - от Союза художников, Элиэзер Шмуэли - от министерства просвещения и еще какой-то старичок. Около 40 человек публики. В прошлые годы не хотели Сашу в Союз принимать, не то, что премию давать. Я этому поспособствовал.
После вручения премии поехали к нам. Мы с Иркой, Леной Кац, Саша с Галей, Савелий Гринберг, Макс Жеребчевский, Андрей Резницкий, Корнблит-Сонин с его Ирой. Выпили-закусили. Савелий, как обычно, нес ахинею; он здесь сейчас храбр против советской власти, а там сидел тихохонько. Корнблит - тоже забавен, но в меру. (В Доме художников среди прочих: Наада Гафнии, которая спутала меня с Сашей и душевно поздравляла; Давид Ракия; Брурия Манн; Ив Менес с матушкой; Ицхак Гольдштейн; Давид Сузана; Шломи Брош).
По телевизору в программе "8½" - около 1 минуты наша с Патласом пантомима на вечере Достоевского - я иду со свечечкой, Патлас с топором, я иду за Гришкой и - "А где старуха?"

2 июня. Иерусалим.
Совершаю перестановку, все полки-столы перенес к себе в комнату, освободил Златкину комнату и убрал ее.
Вечером у нас: приехали Боря Юхвиц и Лена Рабинович из Тель-Авива. Была Лена Кац. Пили водку. Смотрели мои работы. Читал свои стихи. Лена Рабинович - в военной форме, и очень мила.

3 июня. Иерусалим.
Звонил Саша Арарий из Нью-Йорка, говорили о делах.
Довершаю перестановку в своей комнате.
Был с Сашей Аккерманом в раввинате, свидетельствовал, что Саша не был никогда женат, и что он еврей. (Между прочим, когда Саша и Галя были в раввинате, один из мелких служащих украл у Гали очки, но им удалось их вернуть. Такова мораль этого учреждения. Холеры нет на всех этих паразитов.)
Зашли с Сашей к Бальфуру, я взял у него несколько постеров. Зашли к Цви Дворкину в "Искусство", он дал мне 4 пачки старых календарей с моей картинкой на обложке.
Вечером мы с Иркой были в Гило, зашли к Ниночке Патлас и к Люсе Жеребчевской - Гришу и Макса я беру на съемки "действий".

4 июня. Иерусалим.
Разобрал завалы картин, бумаги и прочих вещей и все расставил.
Вечером звонил Петя Шпильман - он приехал к Мареку и сейчас в Иерусалиме.
Приехала Алина Слоним. Заходили Саша Аккерман и Галя.
Приехал Альтер Фогель из Беэр-Шевы. Я гладил белую материю и простыни.
Алина, как и Фогель, ночуют у нас.

5 июня. Иерусалим.
Мы все встали около 4 часов утра. Завтрак. Я привез из Гило Гришу Патласа и Макса Жеребчевского. Лена Кац приехала с Галей Келлерман. Около 5 часов утра мы выехали на Мертвое море: в моей "Марине" - Ирка, Яшенька, Жеребчевский, Фогель; в ленином "Форде" - Алина Слоним, Галя, Патлас.
В районе Кумранских скал у Мертвого моря я сделал несколько вариантов "Ангела смерти": однофигурного (Патлас под материей) и семифигурного. Несколько вариантов мы сфотографировали у воды и в самом Мертвом море. Мы работали около 5 часов, и в 10.30 уже наступила жарища. На берегу мы зашли в огражденную зону и солдаты на джипе ждали конца нашей работы, чтобы потом замести наши следы на пограничной волокуше. Горы - прекрасны, пещеры, обрывы. Вылетела серо-желтая сова. Наш женский табор расположился в тени. Галя - в широкой шляпе и шортах - девочка из еврейской семьи в Коктебеле, Лена - в платочке - Марфутка, Ирка в белом платье, Алина в шортах и с фотоаппаратом. А мы с Фогелем и Патласом скакали по скалам.
В 10.30 мы покинули это пекло. Дорога вверх. Иерусалим. Дом. Фогель еще сделал фото с моей последней гуаши и фотографировал ленины ночные рубашки на Алине, и ленины детские вещи на Златке. Постепенно все разошлись, настала тишина и усталость, мы с Иркой заснули в полном спокойствии летнего дня.
Вечером я взял из города Петю Шпильмана, Ярославну и Марека. Мы провели вечер у нас: тосты с сыром, фрукты, мороженое, чай, пироги и беседы. Яшка получил в подарок альбом для марок, Златка - майки, мы с Иркой - пластинку Яначека. Я показал Пете свои последние работы, визуальные стихи и рисунки. Ему очень понравилось. Петя рассказывал о своей войне с Бохумскими отцами города и о прочих делах. На фестивале восточноевропейского искусства он показывал в числе прочего и мой красный камень - маятник. Около 11 часов я отвез Шпильманов в гостиницу.

6 июня. Иерусалим. Вади-Кельт.
Утром мы взяли Петю, Ярославну и Марека из гостиницы и выехали в Вади-Кельт. Иудейская пустыня. Наступление жары. Асфальт. Каменная горная дорога. Машина стучит брюхом о камни. Мост римский. Слабые следи моих птиц с зубами на скале. Вади-Кельт. Спуск. Пространство долины. Монастырь в скалах. Пальмы. Источник. Убогие монахи. Церковь с плохими иконами. Невероятная красота ущелья. Мир монастыря. Петя, Ярославна, Марек были в восторге. Жара и обратный подъем к машине. 4 километра брюхом по булыжникам. Асфальт. Дорога. Иерусалим. Израильский музей. Здесь мы с Иркой расстались с Шпильманами, расцеловались, распрощались в самых теплых и добрых чувствах.
Были у нас Саша Аккерман и Галя. Кофий.
Вчера в ответ на мое письмо мне из Албании вместо постеров прислали историю компартии, историю Албании и журналы "Албания", мы все очень смеялись. Я уже не ждал. От этой макулатуры веет такой советской пропагандистской гнусью. Идиотизм в чистом виде - и все же есть армия сытых молодых свободных американцев и европейцев, которые изо всех сил стремятся к этой пропасти. Откуда в человечестве так укоренен Раб? Рабская сущность человечества ставит под сомнение существование Бога.
Последние дни перед выборами в Кнессет. Самое гнусное - Маарах во главе с Шимоном Пересом, мафия протекционеров и подлецов.
Юля Азерникова приезжала с Мишкой.

7 июня. Иерусалим.
Читал историю Албании, разрезал журнал "Нью Албания".
Сделал коллаж - визуальное стихотворение "Ленин учит девочек..."
Вечером - ужин у Гали Келлерман, с Сашей Аккерманом, и мы с Иркой. Баккара.

8 июня. Иерусалим.
Шавуот. Праздник. Я читаю Ирке Гумилева, она готовит пирог. Дети в бассейне.
Глозману в подарок на 30-летие нарисовал рисунок тушью.
Лена Кац приезжала. Говорили о Гале Келлерман.
Мы с Иркой на дне рождения Володи Глозмана. Людей немного, родители и приятели. Застольные шутки. Питье. Закуска. Я танцевал с Ирой Глозман, Галей Воронель, Полиной Бетти. Присутствовали: Лева Меламид, Миша Генделев со своей Леночкой с танцплощадки, Боря Камянов с женой, Володя Фромер - который в итоге, выпивши, стал драться с Генделевым (и вывихнул Генделеву руку). Я пил джин, женщины были милы и атмосфера теплая.

9 июня. Иерусалим.
Похмелье. Читал газеты и вырезал.
У нас была Лена Кац.

10 июня. Иерусалим.
Изя Шамир заходил с Ирой Глозман (она ему рисует книжку о Египте) - обсуждали мою обложку к его Египту. Забежал Гриша Патлас.
Ирка эти дни работает у Элисара, делает графику (макет) большой книги.
Лена Кац была у нас.
Ирка была у Априлей. Валька Шор там частый гость - а наша атмосфера не пришлась ему ко двору. Люди общаются на уровне отсутствия таланта и ума. Априль - лакмусовая бумажка - притягивает к себе всех застопорившихся и тухлых, производит впечатление на всех ничтожеств.

11 июня. Иерусалим.
Начал на большом листе гуашью "Обратное небо".
Читаю.
Алина Слоним занимается Шпильманом. Была с ним в Тель-авивском музее, у Марка Шепса, устроила Пете интервью в "Едиот Ахронот". Петя звонил мне, он очень доволен приемом.
У нас Саша Аккерман и Галя, играли в баккару.

12 июня. Иерусалим.
Мы с Иркой в "Гипер-шуке", накупили груду овощей, фруктов, мяса, сыра, продуктов.
Мы с Иркой у Изи Малера, я притащил ему ящик книг на обмен (и унес целый ящик). А Ирка у окошка с Беллой Вольфман, Зямой Олидортом, Феликсом Курицем и Гретой Теуш. Старая "ставовская" компания.
Дома. Я записываю новые книги. Ирка варит абрикосовый джем. Златка готовится к своему дню рождения.

13 июня. Иерусалим.
Суббота. Чтение в постели. Златка забирается к нам. Бурлюк пытается проникнуть по ее следам, но мы его прогоняем, и он засыпает у тахты. Яшка спит.
Ирка готовит Златкин день рождения - я читаю ей Фета и Хлебникова.
Борька Азерников с Юлей и Мишкой - играем в баккару.
Златкин день рождения: 6 девочек, 4 мальчика. Угощенье, подарки, игры.
Лена Кац. Обед. Саша Аккерман с Галей.
Мы с Иркой, Леной, Сашей, Галей - в Доме художников. Выставка 5 молодых художников и фотографов. Все ерунда, кроме Сары Шиллер, интересные фотомонтажи. Я познакомился с ней, сказал, что ее работы интересны, пригласил к нам. Разговаривал с Цви Толковским, Шули Саде-Гошен, Ханной и Ури Шавивами, Давидом  Озеранским, Д.Ракией.
В малом зале выставка Ицхака Гольдштейна, что-то страшное, любительская мазня. Мы выпили по рюмке бренди, и он подарил мне книжечку своих афоризмов - глубокомысленная чушь.
Встретили Роберта Розенберга и всей нашей компанией поехали к нему - на новую квартиру. Коньяк, разговоры о политике, телевизор, дилетантские работы Сильвии. Роберт - милый американский дурак. Теперь он израильский корреспондент Тайма. Около 12 ночи - Лена в Рамот, мы отвезли Сашу и Галю в Тальпиот.

14 июня. Иерусалим.
Читаю. Лазарь Дранкер (его переселяют в сохнутовскую комнату на двоих, он не хочет).
Ирка после работы накормила всех и лежала с книжкой Коонен, а мы с Леной Кац были в Иерусалимском театре на вернисаже фотографий Геулы Даган и Баруха Римона. Поговорил с Даган и Римоном о их фотографиях. Впрочем, фото Геулы Даган пусты, бессмысленны и красивы за счет красоты природы (т.е. стенок, камней, тумб), но не за счет мысли художника. Римон - фотограф слабый, но все же сделал несколько хороших натюрмортов в классическом духе.
Знакомые: г-жа Наль, Барух Сарэль и Наоми, Савелий Гринберг, Офек и др. В театре встретили Ларису Герштейн, она пришла с Эд. Кузнецовым, Л.Сейделем, Э.Файнблюмом, Ш.Манашвили (партия русских "Нес"), которые снимаются для телевизионной предвыборной кампании. Я убеждал их выступать по-грузински, бухарски, русски, но не только на иврите. Ситуацию они, кажется, совсем не понимают. Я согласился дать свою подпись в поддержку их партии.
Дома пили чай с Иркой и Леной, я читал им Хлебникова.
Нет такой партии, за которую хотелось бы голосовать; не за кого! Маарах - старая гниль и протекционизм, Ликуд - собрание ничтожеств, Мафдал - партия подлецов, список Даяна - вызывает сомнения, Шинуй - вызывает сомнения, другие или ничтожны совсем или просто враги, как Агудат Исраэль или Раках. Увы, увы нам!

15 июня. Иерусалим.
С Иркой и Леной Кац были у адвоката Менделя Эпштейна и от Лениного имени оформили вызов Боре Шейнесу и его семье, заплатили 103 шекеля (ок. 10$).
Были с Иркой и Левы Сыркина и Лоры. У них встретили Фиму Файнблюма и Дину Бейлину. Предвыборные дела. Борис Нудельман написал против списка "Нес" грязный пасквиль. Застолье.
Были с Иркой у Беллы Вольфман. Зяма арестован (подлая полиция, как она беспомощна была в ловле Кольчинского; но теперь, когда все давным-давно уплачено, они хватают гаранта и травят его - вот на что идут полицейские силы). Вышла книга Мейринка "Голем" с моей обложкой и книжным знаком "Става". Выглядит очень эффектно. Обложки Агнона и Мейринка моей работы - очень неплохо для полугода. У Беллы Феликс Куриц готовит очередную Севелу.

16 июня. Иерусалим.
Отвез Ирку в Элисар и был в театре, встретился там с Фимой Файнблюмом, дал ему свои заметки-лозунги. Но записи сегодня не было. Мы с Иркой решили голосовать и агитировать за русский список "Нес". Фима во главе.
В министерстве юстиции и министерстве иностранных дел поставил печати на вызов Шейнесу.
У меня был студент Бецалеля Ави Гровайс, записывал на магнитофон беседу со мной об искусстве и "Левиафане". Он работает над курсовой об израильском искусстве и влияниях - Цалмона сказал ему, что он должен включить левиафановцев.
Ирка вернулась с работы в хорошем настроении, она удачно нашла и сделала обложку важной книги.
К Ирке пришла Ида Блох, эта кретинка собирается голосовать за Шели - я спрашиваю - тебе что - коммунистов недостаточно в Союзе было? - Но разговаривать с этой дурой невозможно и бесполезно.
С Иркой, Леной Кац и Златкой - на вернисаже Джерваза Коуэла в Иерусалимском театре; израильские и английские дипломаты и прочая сытая публика. Речи. Вино. Алина Слоним привезла мне контакты Фогеля с моих проектов у Мертвого моря. Мы поздравили Джерваза с выставкой. (Работы его не без чувствительности, дилетантство хорошего уровня). Был Авиах Ашимшони с женой, звал к себе. Была Геула Даган - договорились встретиться.

17 июня. Иерусалим.
Был у меня Авраам Офек, он хочет какому-то ковровщику показать мои работы, мы смотрели мои последние вещи, я дал ему три листа на показ.
Заезжал Яша Александрович, он поручил магазин сыну, а сам торгует иудаикой.
Пришла Лена Кац. Потом Майя Каганская. Чаепитие.
Я показал Майе последние визуальные стихи, она собирается писать о них в "Хадарим". Майя, увы, ничего "не сечет" в поэзии: Анри Волохонский у нее - великолепный, замечательный поэт, Илюша Бокштейн - очень интересный поэт, а Иосиф Бродский - лучший современный поэт. Майину тупость на литературу нельзя пробить, это безнадежно, она просто "не сечет", у нее отсутствует орган восприятия стихов. Впрочем, она совсем не одинока в этом.
Майя теперь сняла  комнату неподалеку от нас.

18 июня. Иерусалим.
Читаю. Письмо от Левки Нусберга. Читаю Ирке стихи.
С Иркой и Леной Кац были на ярмарке ивритской книги в Колокольном саду. Потом пили у нас чай.
Теленовости, теледетектив, телепропаганда предвыборная партий.

19 июня. Иерусалим.
У нас Алина Слоним с подругой - Надей Рапопорт, которая хочет написать обо мне и "Левиафане" работу - она учится в Тель-авивском университете.
Впрочем, Надя далека от понимания чего бы то ни было. Мы болтали, я показал работы, дал кой-какие материалы.
Читал Ирке стихи Пастернака и кое что из 19 века.

20 июня. Иерусалим.
Яшенька в бассейне со Златкой.
Ирка, Златка, Лена Кац, Бурлюк и я - гуляли в лесу под Иерусалимом, сосновый воздух в солнце, Бурлюк, высунувший язык, бегает за камнями.
Потом были у Майка Феллера и Даны. Кофе и мороженое в саду, фрукты, дети, собаки, цветы, солнце, беседы о выборах. Майк готов голосовать за русский список. Беседы, споры, рассказы. Вечер.
Вечером у нас: Лена, Саша Аккерман с Галей. Предвыборная кампания по телевизору - выступление Фимы Файнблюма и Эд. Кузнецова. Я агитирую за русский список.

21 июня. Иерусалим.
Читаю "Перемещенное лицо" З.Зинника - ностальгическая тягомотина.
Яшка пришел из школы с больным животом, я отпаивал его чаем. Ирка вечером ушла к Майе Каганской, я смотрел предвыборные телепередачи.
Вышла книжка стихов на иврите с Иркиной обложкой (изд. Элисар).

22 июня. Иерусалим.
Отправил Боре Шейнесу вызов с почты (свой частный).
С Сохнуте передал имена Громана, Ламма, неких Слепянов и еще раз Шейнеса. В подвале Сохнута взял пачку постеров и пару номеров "Двадцать два".
Был в университете на распродаже книг, но ничего не нашел. Говорил с Абрамом Вольфсоном - библиотекарем, отдал в библиотеку по 2 номера "Левиафана". Встретил сына Розенблюмов.
В суде, у судьи Наор отменил иск.
С Борькой Азерниковым были в мастерской, беседовали с Лари Абрамсоном о цене напечатания моего эстампа.
Взял Ирку с работы, и вернулись домой.
Была у нас Лена Кац.
Вечером у нас Авиах и Леа Ашимшони. Мы беседовали об архитектуре и предстоящих выборах. Авиах рассказывал об израильской архитектурной мафии, которая тут царствует и давит. И строит дома непригодные для жилья, такие как центр абсорбции в Гило - Эльдара Шарона.

23 июня. Иерусалим.
Играю в свою игру - каталог художников, селекция репродукций.
Была у нас Майя Каганская; она пишет эссе о моих визуальных стихах; живет теперь около нас.

24 июня. Иерусалим.
Смотрю свои альбомы и книги.
Вечером мы с Иркой и Леной Кац поехали на премьеру "Елки Ивановых" Введенского. Гриша Патлас поставил ее в районном клубе Неве-Якова. Было довольно много народа. Уровень пьесы - самодеятельность, актеры не профессиональные. Много знакомых. После спектакля поехали к Патласам - отмечать. Я сразу же выпил стакан водки, потом подбавил. Танцевал с Ирой Глозман и Светой Айбиндер. Мне понравилась Люда Коробицына, но она быстро ушла, и я не успел с ней познакомиться (в пьесе она пела пародии на русские песни). Вайскоп Миша был пьян, облил меня водой, и вообще он огорчен потерей Гали. Илья Зунделевич обхаживал Ирку и уморил ее. Окунь куда-то смылся. Валя Шор. Всегда возникающий чертиком Шамир Изя. Дина Гроссман - мы сегодня с ней познакомились - бесцветное существо. Мариша Коган показала нам свою куклу - слабовато, обычно. И прочие люди.
Я был пьян.

25 июня. Иерусалим.
Полдня лежал в постели в похмелье и читал, потом занимался своими книгами.
Вечером: были на заключительном вечере Яшкиного класса. Торжественные речи; выдача аттестатов, Торы и общей фотографии; танцы на сцене; капустник (Яшка в нем тоже сыграл, но актерская деятельность, надо полагать, не для него). Мы с Иркой вынуждены были томиться более 2 часов в большой компании счастливых родителей (как среди марсиан). Впрочем, Златке все очень понравилось.

26 июня. Иерусалим.
Мы с Иркой в "Гипер-шуке" - привезли полный багажник фруктов, овощей, мяса и пр. продуктов. По пути заехал в Дом художников: Сара Бальфур, Цемах, Хедва Шемеш - я отдал 3 своих рисунка на канадскую выставку.
Читаю, занимаюсь книгами.
Предвыборные дни. Агитируем за "Нес" (русский список) - увы! Увы! Мало надежды; но! Вдруг пройдут. Атмосфера в стране - против русских. Ах, если б все евреи из России ехали б сюда, но, увы! Нас недостаточно.
Нарисовал рисунок Гале Келлерман на день рождения.
Вечер провели с Иркой и Леной Кац у Гали Келлерман и Саши Аккермана. Ужинали с вином, болтали, шутили, играли в баккару. Галин день рождения.

27 июня. Иерусалим.
Поздний сон, хамсин, теплота, солнце. Чтение в постели.
Сделал два коллажа - визуальные стихи "Герловина звонит Гробману" и "Дружные ребята Комар и Меламид". И еще один - "Монография Глезера о Комаре и Меламиде".
Вечером нарисовал рисуночек Сузанне и рисуночек Бецалелю.
Поехали на вечеринку к Давиду Сузанне (по поводу рождения дочери Саманды) в Мевасерет-Цион. Много людей, выпивка и восточная еда. Беседы только о выборах. Много знакомых. Говорил с Моше Шани (инженер, художник-любитель).
По горным ночным дорогам поехали с Иркой к Аарону Бецалелю в Эйн-Карем. Вечеринка по поводу свадьбы дочери Тали. Выпивка, закуска. Много знакомых. Тут публика несколько более интеллигентная, Все разговоры о предстоящих выборах. Милые Аарон Бецалель и Бат-Шева.

28 июня. Иерусалим.
Читаю.
Сделал коллаж, визуальное стихотворение - "Ник. Асанов запутался в кальсонах зассаных..." - я всю эту соцреалистическую сволочь обеспечиваю надгробными плитами.
Лазарь Дранкер заходил советоваться, как голосовать, я его, как и прочих, повернул за русский список.
Вечером у нас Люся Жеребчевская и Дина Гроссман. Дина девица довольно-таки чужая здесь, залетела случайно.
Менделевич (узник Сиона), вонючка, выступил с пропагандой Ликуда против русского списка. Дешево его Бегин купил.

29 июня. Иерусалим.
Сделал визуальные стихи - "Наири Зарьян советский обезьян..."
Была Лена Кац. Очень смеялась от моих последних визуальных стихов.
Был Мелик Агурский, он в милуим (охраняет ешиву Итри).
Азерников забегал.
Была у нас Майя Каганская. Пишет о моих визуальных стихах.

30 июня. Иерусалим.
Сделал визуальные стихи "Говноглот Федор Панферов..."
Ходили с Иркой голосовать; за "Нес" - русский список.
Приезжала Лена Кац. Заезжали Борька Азерников с Мишкой и Юлей.
Мы приклеены к телевизору, вечером - результаты выборов. Первый прогноз - победа Маараха; маараховцы ликуют, Шимон Перес устраивает пресс-конференцию победителя, обилие противных рож, Иоси Сарид сияет. Но! Идет время, выясняется - почти равное количество голосов у Маараха и Ликуда, и - Маараху не с кем слепить коалицию. Религиозники идут с Ликудом. Религиозная сволочь поднимает голову: абухацерники, бургники, антисионисты и просто жулики, тупая клерикальная темнота. Наш список - увы! - не прошел, нет у него популярности достаточной. Неожиданности - список Даяна получил всего 1 голос, Тхия - всего 2 голоса. Только Абу-Хацера вылез с 3 голосами - вся темная марокканская масса голосовала за этого жулика. До поздней ночи сидел у телевизора. Наше будущее покрыто туманом и не светит ничего хорошего. Увы, увы!