"ОКНО" № 11 (14) | Стихопроза

АРТУР БЛЕДНЫХ (ЛУГАНСК, УКРАИНА)


Приветствие Солнцу

Когда небо ясное, а глаза цветов и трав увлажняются росой от счастья, когда начинают носиться полоумные стрижи, криками, как ударами плетей рассекая воздух, когда большинство людей спят – обязательно выйди в прохладную предутреннюю рань, чтобы поприветствовать  рождение дня. Посмотри на восходящее солнце – просей его свет сквозь сито ресниц – и за твои ресницы зацепится рассветная паутина. Поморгай несколько раз, чтобы стряхнуть почти невидимые, тончайшие нити – и тут же, за то время, когда ты на долю секунды смыкал веки – появятся они: невесомые и крылатые, подхватят прозрачные нити для фотонного  легкого ситца,  нити для латания прорех в мирах и судьбах – и исчезнут, когда ты хоть на малую малость откроешь глаза.
   А еще паутина  бывает от света луны (подходит для латания снов и для одежды теням)  и синтетического фонарного света, но это уже другое, совсем другое.



Water/Music

Она играла в подземном переходе, узком как высохшее русло в лесу. Воздух был мягким подобно воде в вечернем июльском озере, толпа текла как щепки в ручье, и скупыми листьями иногда осыпались деньги в футляр для скрипки. Я стоял молча, словно ива глядящая в свое отражение на берегу реки, и слушал музыку: так пьют из серебряного источника в тени ольхи мучимые жаждой и не могут оторваться, и так, наверное, слушают пение сирен моряки.
     Городской пыльный шум спрутом начал было протягивать щупальца, но никак не мог ухватиться за мелодию. Разве можно удержать воду?
     Разливалось, точило краеугольные камни на сердце, превращало их округлую гальку, рокотало вечернее м – о – р – е: «м» – звук синего цвета, что меняет свои оттенки от звуков стоящих впереди; «о» – белая пена на гребнях волн, ширь, на сколько хватает глаз, глубь, для измерения которой не хватит троса; «р» – беспокойство стихии; «е» – движение.
     Музыка протянулась лунной морской дорожкой, беспокойной зыбью фосфорицирующей от планктона, ну что мне оставалось делать, кроме как вдыхать свежий бриз соленый от брызг, пахнущий свежестью и водорослями.
     Как весло в руке спасающегося от стихии в утлой лодочонке, заметался смычок. Аллегро штормом закружило меня, море внутри бурлило и вылилось наружу из глаз. Море сорвало все якоря, какие только можно сорвать.



*  *  *

Протянулось океаном анданте. У меня не хватало глаз, чтобы осмотреть беспокойный водный простор: «о» – глубь и ширь, «к» – зыбкость;  «е» – движение; «а» – спокойствие, которое может в любой момент перейти в хаос; сонорный звук «эн» – мощь и гибкость.
     Наступал отлив, обнажая часть берега и остовы затонувших кораблей: я прошелся вдоль песчаной полосы, подобрал причудливо закрученную ракушку с записью шума волн внутри и вынырнул из перехода на оживленной улице, где фонари, как на удочках глубоководных рыб, светились около добродушной пасти города.



*  *  *

Мне нечем тебе заплатить за игру, девочка со скрипкой, я могу только написать про то, как твоя музыка принесла океан в городок, что не знал океана.

БОРИС КОЛЫМАГИН (МОСКВА)

«Купальщица» Германа Брахерта в Раушене

Купальщица прекрасна и вожделенна, несмотря на отсутствие следов тонкой чувствительности и отстрелянный нос. Советский солдат поупражнялся однажды в точности стрельбы на скульптуре. Нос чем-то подмазали, и девушку оставили на променаде: последняя немка в зачищенном городке.
   Ее тело гибко, грудь волнительна и широки бедра. Она – в обозримом будущем – хорошая мать и хозяйка. К тому же спортсменка и не боится волн.
   Широкие волны набегают на песок. Высокие песчаные холмы сползают в море. Купальщица живет в Георгенсвальде и идет среди новорусских строений домой.
На повороте дороги, у железнодорожного переезда, еще сохранился домик ее жениха. Домик памяти – купальщица не боится времени, его волн. Она обходит изваяние красотки из ресторана. Легонько отталкивает обнаглевшего бизнесмена и исчезает в черно-белых фотографиях довоенного Раушена.
   Alles, alles, alles. 



*  *  *

Ночью явился текст и растворился в утренней дреме. Я вспомнил о нем и поскользил лыжней воспоминаний. Далекое и не совсем далекое. Пересеченная местность. И сказочные узоры. Жизнь, вплетенная в сказку. И шершавая жесткость спуска в овраг. Машина времени, привязанная к ландшафту. И побочные смыслы событий – ответвления, возможные варианты. Попытка пройти по целине.
Метафора кажется, и ничего более. Но она вырастает в объеме, играет радугой утренних сновидений. И ты, толкаясь двумя палками, улыбаешься и несешься вниз.