Иван Иванович � так звали манекена,
которого отправили в космическую неизвестность на корабле �Восток минус
один�.
Отправили раньше Гагарина, чтобы
проверить системы ракеты и прочность костей.
Он был не прост. В груди Ивана
Ивановича контейнер был вмонтирован.
А в контейнере � собака Звездочка.
(Собачье
сердце, � скажут те, у кого сердце
ослиное, а ум с пятачок).
Милая Звездочка, послушная и
доверчивая, к людям льнущая.
В общем, выжили оба.
Иван Иванович бережно пронес Звездочку
через страшный мрак космоса. И опустил на землю во чреве, как мать,
хоть был и мужского пола.
И так исхитрился, так вывернулся при
посадке, чтобы даже ей хвост не повредить, что вывихнул ногу.
Ну, а зачем в космонавтском отряде
инвалид?
Инвалида не надо.
Потому что вон сколько русские бабы
рожают отважных парней, готовых и в огонь, и в воду по зову родной
Коммунистической партии.
В общем, списали.
В музей.
Где по ночам бродят голодные мыши. И
нюхают грудь Ивана Ивановича, от которой по-прежнему сладко пахнет
собакой. А в то же время и Звездочкой. То есть космосом. И мысли у
мышей путаются, заплетаются в туманность Андромеды.
(Сразу должен сказать, что судьба Звездочки мне
неизвестна. Наверно, дожила свой собачий век на казенных харчах,
периодически сдавая кровь и мочу на анализ).
И долгие годы Иван Иванович так и жил,
словно в ссылке, словно в тюрьме, вспоминая свое героическое прошлое. И
парней из отряда космонавтов, с которыми успел подружиться.
И узнавал постепенно с печалью и болью
в груди, из которой вынули Звездочку, - этот в ракете сгорел, у того
отказало на центрифуге сердце, те при посадке погибли...
Потом умерла его дочка � Звездочка.
А потом уже начали от старости. От
перегрузки лет.
Да и он был уж далеко не мальчик, и не
парень, не в самом расцвете лет, которые стали уже листопадные.
Голова поседела.
Полиартрит пошел гулять по суставам с
кастетом.
И прочее, прочее, прочее.
А потом вдруг его нарядили в нарядное,
в свежее, ненадеванное.
Накололи на теле татуировки
ярко-красного цвета � серпы, молоты, звезды, эсэсэсэры, профиль Ленина,
профиль Сталина.
И Королева лик.
И в бизнес-классе доставили в Лондон.
На Сотбис, где стучат молотком, отчего
цифры сыплются с потолка, словно звезды.
(Мне представляется, что если бы скелет Звездочки
удалось отыскать и при помощи генетической экспертизы доказать его
подлинность, то и он бы ушел с молотка за свирепую цену).
А Иван Иванович сидел в кресле. И
ничего не понимал. Потому что не знал ничего ни о Сотбисе, ни о том,
что можно за деньги продавать пока еще не совсем умершую историю.
Семьдесят пять раз молоток поднимался.
Ровно столько, сколько было бы сейчас Гагарину лет.
С таким же азартом стучал молоток, как
когда-то, когда Иван Иванович был молод, премьер Никита Хрущев колотил
башмаком по трибуне ООН.
Сорок три раза он стучал однократно.
Иван Иванович сидел и с грустью думал,
что так же вот приколачивают к гробу крышку.
Тридцать один раз молоток стучал дважды.
Иван Иванович вспомнил, как врач при
осмотре перед стартом, трогая грудь Звездочки стетоскопом, говорил в
том же ритме: систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола,
систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола,
систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола,
систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола,
систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола,
систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола,
систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола,
систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола, систола-диастола.
И ровно столько же раз.
А в конце молоток простучал три раза.
Так он попал к Березовскому.
По вечерам Березовский сажает Ивана
Ивановича напротив себя.
Между ними стол, на котором:
черный хлеб,
картошка в мундире,
селедка,
квашеная капуста,
соль на обрывке газетном,
репчатый лук
и русская водка.
(Сейчас в Лондоне все эти милые сердцу русского
продукты не такая уж и большая редкость. Для людей побогаче их привозят
спецрейсом из самой Москвы. Для людей победнее � с Брайтон-Бич. Но это,
конечно, сортом пониже, поскольку контрафакт).
Березовский наливает стакан до краев и
вставляет в ладонь Ивана Ивановича.
Наливает второй и чокается с Иваном
Ивановичем, выпивает большими глотками, крякая, заедая капустой, беря
ее пальцами и отправляя в рот, стосковавшийся по отчизне.
И просит: Иван Иванович, расскажи мне
про русский космос.
Как там?
Как ты летал?
Что там видел?
Страшно было?
Холодно?
Одиноко?
Иван Иванович рад бы рассказать, да,
собственно, нечего.
Он ничего, собственно, в космосе и не
видел.
Потому что вынашивал Звездочку, берег
ее внутри себя, заслоняя от радиации, перегрузок, от температуры минус
двести семьдесят три градуса по Цельсию, от сексотов Кей-Джи-Би, от
потомков академика Павлова.
Потому и молчит.
Только чокается.
Но вскоре начинает кивать головой:
да, это так, � русская ракета была самой
сильной в мире,
да, это так, � мои друзья из отряда
космонавтов могли выпить ведро и кончать за ночь двадцать пять раз,
да, это так, � мы метелили кэгэбэшных
чмошников, они у нас умывались кровавыми соплями,
да, это так, � Королев перед смертью
спрятал свой главный чертеж у себя на даче, он сказал хладеющими
губами: пусть потомки достроят, что я не успел.
Так они сидят и пьют всю ночь напролет:
Иван Иванович � космонавт номер минус
один
и
Борис Абрамович � олигарх номер минус
один.
И ближе к утру, уже почти засыпая,
Березовский шепчет:
Мы с тобой еще полетим. К самым
звездам. Ведь мы с тобой орлиного племени.
Иван Иванович кивает и отчетливо
говорит:
ПОЛЕТИМ!
Владимир
Тучков родился в Москве в 1949 году. Окончил факультет электроники Московского лесотехнического института. При советской власти работал разработчиком компьютеров, после ее окончания перешел в журналистику. Работал обозревателем газеты �Вечерняя Москва�. Автор двух поэтических книг � �Заблудившиеся в зеркалах� (М.: Музей Вадима Сидура, 1995) и �Майор Азии� (М.: Издательство Р. Элинина, 2009), а также 12-ти книг прозы, две последние из которых � �Последняя почка� (СПб.: Лимбус Пресс, 2008) и �Русский эндшпиль� (М.: Новое литературное обозрение, 2010). Издавался также в европейских странах и в США.
|