Было
слякотно, грязно, и уже совсем стемнело,
когда Дрона подхватили под руки. И сразу стало легче
шагать. Благодарно склабясь, он
повернулся к провожатому � в прыгающей мгле увидел рога, хорошие
высокие рога,
загнутые назад. Вдруг поскользнулся � хотел было
схватиться за них, как за сук, но сбил чужую
фуражку в грязь.
И
получил в бок копытом.
�
Уф-ф!.. Я ж только за рог хотел. � За че?
Его
еще раз лягнули.
Привели
в преисподнюю, бросили на пол. Он так и лежал, как бросили, сопел, не
разлипая
тяжелых век.
�
Так чего ты хотел?
�
За рог схве... схва...
�
Значит, милиционеры � козлы?! � закричали сверху.
Дальше
он не помнил.
Под
утро разодрал глаза � и будто прочь
отлетела навязанная галактика. В мороке пробила сознание яркая вольфрамовая нить.
Зеленые стены,
топчаны, полуголые мужики. Валяются, как после Куликовской битвы, �
стонущие и
хрипящие. . .
Покачиваясь,
сглатывая сухоту в горле, побрел к железной двери, ударился об нее ,
начал
стучать.
Послышались
шаги, скрип поворачиваемого ключа; дверь отворилась.
Прикрывши
веки, выдвинул вперед шею, как верблюд:
�
Я где?
�
В вытрезвителе.
�
Дайте попить!
�
Иди.
Насосавшись
из плохого крана теплой воды с привкусом бронзы, опять опьянел.
�
А за что меня?
�
За то. В тюрьму пойдешь.
Дрон
добрел до топчана, упал на него. Когда проснулся, мужики уже не спали,
галдели,
разбирали, кто, где и за что загремел.
Дрон
сел, морщась и держась рукой за бок.
Оксана
с детства мечтала жить за границей. В выпускном классе дала объявление:
�Красивая
девушка, 17 лет, ноги и волосы длинные, 90-60-90, выйдет замуж за
иностранца�.
Позвонил
англичанин по имени Джонни, представитель зарубежной фирмы. Говорил на
ломанном
русском, что родился в Ливерпуле на улице, где жил сам Джордж Харрисон,
что у
них лучшая в мире футбольная команда, а у него двухэтажный дом, и он
давно
мечтает жениться на русской девушке. Это случилось так неожиданно, что
Оксана
растерялась, ей казалось, что с ней говорит сама Англия. Когда немного
пришла в
себя и пыталась вставить в разговор что-то из инглиш, Джонни искренне
смеялся и
повторял ее фразы по-другому, добавляя к ним неизвестные ей слова.
Договорились, что она перезвонит ему через два дня.
Боже,
что творилось в душе выпускницы школы! Она не могла сидеть дома,
бродила в
скверах, прощалась с родными местами, зашла в школьный двор и
благословила
каждый кустик, тропинку, ступень у подъезда. Представляла , как приедет
сюда
знатной дамой-англичанкой и будет угощать детей дорогими конфетами...
Прошли
два трогательных дня. Оксана набрала номер позже оговоренного срока:
ждала пока
уйдет мать, которая во время разговора могла бы и громко матюгнуться, а
то и
произвести тираду в
поисках
запропастившегося башмака. Джонни поднял трубку, и не успела девушка
поздороваться,
как тот затараторил: �Милая, Катья! Как я тебя ждать, жду! Надо
приезжать в
гостиницу! Сейчас! Я тебя очень хочу!�
Когда
Оксана вешала трубку, слезы, будто кровь
из вены, обильно текли на телефон и саму трубку� Такого она не ожидала.
Ведь
англичане такие джентльмены! Носители языка! Английский она просто
обожала�
Джонни! Она его никогда не видела, но если бы ее увидел он!.. Он бросил
бы эту �Катью�!
Единственное, чего она боялась в эти два дня, � то лишь того, что он
увидит,
какая маленькая у нее грудь. И теперь в глубине души ощутила нечто,
похожее на
успокоение, � он уже
никогда ее не
разденет.
Она
получила много писем от соотечественников, желающих познакомиться с
�красивой
девушкой , 90х60х90�. Ходила на свидания к женихам и в возрасте ,
садилась в
авто, где седовласые мужчины в уюте роскошного салона под усыпляющую
музыку и
мерцающие индикаторы, предлагали ей стать оплачиваемой любовницей. На
что она
отвечала: � Я не бедная. Только замуж!� � личико ее при этом
становилось белым,
как из алебастры, тонкий носик заострялся. Открыв дверь, она неумело
выбиралась
из глубокого кресла, поднимала
длинные
худые ноги, мини-юбка задиралась так, что прохожие мельком видели ее
светлые
трусики.
Писали
ей и сверстники, почти каждое письмо обещало хороший секс, и Оксана их
выбрасывала.
Обратила внимание лишь на одно � от Дрона. Он писал: �Зачем тебе
уезжать? Села
в �Тойту� � и ты Японии, прыгнула в �Кадиллак� � по Америчке катишь�.
Письмо
было веселое, парень имел высшее техническое образование, работал с
иномарками.
Возможно, это была та самая ниточка, которая уведет ее за кордон, � и
Оксана
решила на чудака посмотреть.
Дрон
был с двумя вихрами на макушке, с
треугольными ушами, невысокий, нескладный, на вид тяжеловатый, но очень
подвижный.
Покрасневший до ушей с первых минут встречи пригласил в кафе, но Оксана
отказалась. На тротуаре сгреб с ящика старухи охапку роз, Оксана вновь
оборвала: �Нет! Они
сорванные. Их убили,
чтобы продать�. Дрон был понятлив, предупредителен, легок в общении, и
с
поцелуями не лез, когда во дворе прощались. Целоваться Оксана вообще
брезговала
� �фу, это же слюни!�
Мать
Оксаны, приняв Дрона у себя на квартире и поговорив с ним, сказала
дочери:
�Хватай!�
Когда
Оксана впервые вошла к нему во двор, увидела гору �тойот� и
�фольксвагенов�, ржавых
и без колес, наваленных друг на друга в старом яблоневом саду. В то
время,
когда иномарка ценилась на весь золота, Дрон приобретал эту рухлядь,
ремонтировал, продавал. Теперь же авторынок был перенасыщен, и он
ленился
свезти все это в металлолом; сам же работал в автосервисе.
На
выбор Оксаны повлияло и то, что у Дрона был свой дом, доставшийся от
родителей
,а в нем целых четыре комнаты, и каждая с окнами в сад! Оксана с ума
сходила от
счастья, бегала по саду, лазила в глуши кустарников, ополаскивалась
под навесом в душе по несколько
раз в день. Душ закрывал тело только до шеи и колен, снизу и сверху
продувался
потоками свежего воздуха, идущего из-под склона, и она чувствовала
острым
обонянием, как пахнет рекой сохнущая на ее теле вода. У нее никогда не
было
дачи, в детские лагеря ее не отправляли, она так и выросла с матерью и
бабушкой
в хрушевке без балкона с окнами на север, где сквер будто кони
вытоптали, а
напротив подъезда вечно громоздились навалы мусора.
Через
полгода Оксана и Дрон поженились.
Прожили
восемь лет.
Оксана,
прежде страдавшая комплексом худобы, превратилась в нормальную женщину.
По отцу
была хохлушкой, все ее тети на Украине имели узкую талию и мощный зад,
что со
временем унаследовала и Оксана. Она с удовольствием побыла пышкой года
три,
отомстила судьбе за свои подростковые страдания, а после начала
соблюдать
диету. Корпус у нее опять сдулся, но не спускал зад, будто сработала
система
ниппель. Тем более стоило ей, хотя бы дня
три поесть картошку или мучное, как джинсы
не налезали на ягодицы. Мужчины-стрелки в транспорте, мгновенно
схватывали несоразмерность
ее тела � талия с колечко, а основание � как у богини плодородия! И,
проходя, пытались,
как бы невзначай, ее пощупать, а один парень, покраснев, сказал на
выходе
дрогнувшим голосом: �Девушка, извините, но Джей Ло против Вас
отдыхает!�
На
работе Оксана спросила, кто такая Джей Ло? И ей ответили, что это
Дженнифер
Лопес.
И
матюгаться Оксана стала не хуже своей мамы. Впрочем, научилась этому
еще с
детства. Зубной врачихе, в кабинет которой ее затаскивали волоком,
малютка кричала
на всю поликлинику: �Блядь, сука! чтоб тебе х... не видать!�, отчего
врачиха
уставила ошарашенные глаза на мать Оксаны, в тот момент страшно
покрасневшую.
Стоило Оксане перед уходом на работу затерять кофточку или шарфик (с
вечера она
вещи из лени не приготавливала), то все содержимое из шкафа с сочным
матом
летело на пол. �Так мама делала�, � резюмировала Оксана, перешагивая
через
одежду. А если бы человек с воображением зашел на кухню и осмотрел
посуду, то
впору бы ему сочинять баллады о мятых сковородках, черпаках и бедных
чайниках,
которые Оксана, будучи не в духе, наказывала
с решительным приговором.
И
все же это не беда! Мужья любят чудачества своих жен и с нежностью все
им
прощают, ощущая ладонью весомость своего счастья.
Беда
Дрона состояла в другом. Та рана, что нанес Джонни Оксаниной душе,
которая,
несмотря ни на что, все еще оставалась мечтательной, детской , - та
рана не
закрывалась. Нет, она зажила, и Джонни был ей до фени, но рана обросла
кожей и
превратилась в свищ � в загрубевшую трещину, через которую уже который
год
проникал холод в семейные отношения. Оксана хотела жить заграницей!
Мало того,
она постепенно возненавидела свой городок, саму
Россию. Мечта превратилась в болезнь, подпитывалась
информацией из телевизора,
интернета и росла в ней, как раковая опухоль. Если раньше 18-летняя
девочка, по
гороскопу Года Змеи, сама была рассудительна и мудра, как змея, что Дрона даже
удивляло, то теперь
Оксана превратилась в крикливую бабу.
Она и детей не хотела иметь, обузу в случае отъезда. Дрон
же грешил на себя, но проверяться боялся.
Разговоры
о загранице в последнее время не
прекращались ни на день. В выходные,
выспавшись днем, Оксана вставала среди ночи, заваривала чай, думала о
европейских
городах. . . И если поднимался Дрон, начинала издалека:
�
Дура я в модели не пошла...
Взбодренная
чаем, продолжала:
�
Смотри какие у меня маленькие ручки, ножки. Продавщицы в обувном не
верят, что у
меня при моем росте 37-ой размер. На работе все женщины восхищаются
моей
фигурой. Смотри, какая талия! А округлость бедер. Вот � Вот� И нет
целлюлита. А
нога? Какая длинная!
Голая
она крутилась перед большим зеркалом в полстены.
�
Да, фигура у тебя красивая, - признавал Дрон, покуривая у газового
стояка.
�
Знакомая мамы звала меня в школу манекенщиц. Но у меня титечек не было,
я сильно
комплексовала. Сейчас бы давно за границей жила...
Случались
периоды депрессий, сопровождались
раздраженными выходками, порой истериками, что Дрону изрядно отравляло
жизнь.
�
80 процентов молодежи хочет уехать . Тут все разворовали. У нас нет
будущего! -
кричала Оксана.
�
Погоди, - пытался аргументировать Дрон, - кем ты хочешь там работать?
�
Я? Да хоть кофе для начала подавать?
�
А в какой стране?
�
Не знаю. Хотела в Англию, но там сыро. Очень
хотела в Австралию, там
тоже не то � наши раком заболевают. В
Европу хочу.
�
У тебя вообще профессии нет. Твоя работа поставлена на болтовне. Как ты
будешь
работать? Кофе подавать - и то все занято.
�
Еще я кофе буду подавать!
�
Дык ведь ты только что хотела... Погоди!.. Уж не мужчину ли ты
хочешь там найти?
Тогда езжай. Я дам развод.
�
Я же тебя с собой зову, ты не
хочешь.
�
Я что - дурак? Я не знаю языков. Ладно, я найду место, где в машинах
можно
ковыряться, а ты? Ты какой хоть институт окончила? Я даже не знаю,
какая у тебя
специальность. Ставили вам, дурам, оценки за деньги, а знаний нет.
Особенно
злой Оксана была после работы,
приезжая голодная и усталая. Ходила из комнаты в комнату и твердила:
�Никаких
перспектив!�
Когда
она была доброй, лицом походила на изящного отца с тонкими чертами,
будто с
иконы, а когда злилась, то - на мать, лицо в пятнах, нос востренький,
будто
клюв.
�
Неужели ты не понимаешь, - кричала, - в какой стране ты живешь? Рашка-парашка! От слова
Па-ра-ша! Помойка !
�
Молчи! - предупреждал он, - у меня дед за эту страну на фронте погиб.
�
У меня тоже!- кланялась она с ненавистью в глазах. � Да не за то
воевал! Я тебе
сколько раз говорила: цвет нации выбит в той войне. Осталась одно
дерьмо,
которое пряталось в тылу, и вот их отпрыски сейчас рулят.
Ты понимаешь, тупой, что мы до пенсии тут
не доживем? Читал, какие законы хотят провести? Чтоб 40 лет стажа� а
после еще
больше придумают. Я тут на пенсию выйду в 70 лет!
�
Не выйдешь, � произносил он мрачно.
�
Почему?
�Я
тебя раньше прикончу.
�
Тупой!
�
Щас встану...
�
Бе-э-э!..
Прячась
за дверью, она высунула язык. Дрон был сильный, мог завязать в узел...
Он
знал, что просто так ее не поймать, слишком ловкая. Пробовал, вылетала
во двор
пулей, вышибая плечом дверь, которая чуть с петель не слетала. Если прыгнуть сейчас, убежит
через раскрытое
окно. Окна не закрывали, � сад большой, наглухо зарос древними
яблонями, и если
кто мог их слышать, то лишь старуха Дуня, которой было под восемьдесят,
и они
ее не стеснялись. Жил еще по переулку пенсионер Хмырь с женой, но они
оба были
туги на ухо, да и спать ложились рано, в восемь вечера, как раз тогда,
когда в
семье Дрона разгорались ссоры.
Поймал
он Оксану, когда она увлеклась монологом и потеряла бдительность. Она
недавно
ездила в областной центр делать загранпаспорт, потратилась, заплатила
пошлину в
две с половиной тысячи, но там сказали, что в отделе кадров ей не
поставили
печать. К тому времени Дрона уже раздражало любое слово, даже выражение
лица
жены, по которым он безошибочно определял, о чем сейчас пойдет речь.
�
Злобные свиньи! � кричала Оксана. - От зависти готовы на любую
подлость! Всякий
прыщ норовит унизить и обобрать. Неужели я должна сгнить в этой стране?
Как я
их ненавижу! За сраную бумажку все нервы отдашь! А ты им задницу лижешь!
�
Я? � в одно
мгновение Дрон оказался
возле жены. Поднял, сжал ее под мышкой, как гитару, и вышел в сени;
покрутился
среди разбросанной обуви, наконец, увидел калошу, надел. Второй калоши
не
нашел, сунул ступню в полуботинок и пошаркал к выходу.
�
Ты что хочешь? - кричала жена за спиной.
�
Сейчас узнаешь.
Узкая
талия позволяла
держать ее, как в
клещах. Он присел на корточки, задрал ей юбку; стянул,
сколько мог, трусики.
�
Ты что � дурак?! � Оксана била кулаками в его поясницу.
�
Давно уже. Твоими стараниями!..
Осмотревшись,
Дрон поднял с земли огарыш сварочного электрода, прочертил на земле
линию.
�
Вот граница, а вот заграница. Так, ву-у!.. � зарычал придурковато,
изображая
звук трактора, и двинулся
вперед � так,
что задница жены пересекла черту, �границу�.
�
Ощущаешь свободу? � он стянул с ноги калошу и, склонив вихрастую голову
с
пунцовыми ушами, начал охаживать супругу по ягодицам.
�
Тут граница, а там заграница! Тут граница , а там заграница!
От
шлепков кожа покраснела и вздулась,
будто ее хлестали матерой крапивой.
Когда
отпустил, Оксана встала. Уронив подол, слегка попятилась к забору, как
пьяная.
И со слезами на глазах, кусая губы, чуть присела, ладонями как бы
оглаживая
болезный зад. И еще раз горько и жалобно поморщилась:
�
Бог тебя накажет!
А
затем вдруг схватила
прислоненную к
забору штыковую лопату:
�
Гад!
�
Щас отниму и по тому же месту нахлопаю, � тихо молвил муж, не
шелохнувшись. Его
красные, треугольные уши напоминали что-то от черта.
Дрон
ушел пить к Хмырю, самогон
у того водился. Хмырь,
тощий,
быстроглазый пенсионер, в
прошлом ворюга и пакостник, не раз сидевший в тюрьме.
Они
выпили. Обожгли нутро и по второму разу. Хмырь знал, что Дрон зря пить
не
станет, ждал�
Дрон
сидел, опустив голову. Рука вытянута вдоль столешницы, пальцы
постукивают о
клеенку.
�
Отмутозил я Оксанку, � сказал наконец.
�
Иди ты!.. � восхитился Хмырь.
�
Галошей по заду.
�
От души?!
Дрон
кивнул.
�
И трусы снимал?!
Дрон
опять кивнул.
�
Вот курва! � воскликнул Хмырь.
Слово
�курва� у него означало все, что угодно: судьбу, случай, жизнь, удачу и
неудачу.
�
Слушай, а заявит?
�
Пусть.
�
Тут ведь вон что. Издевательство могут пришить.
Дрон
ничего не ответил, бросил на клеенку сотенную и пошел.
Пропадал
пять дней. Жил у двоюродного брата, спал у него в сарае, пил до
чертиков.
Когда
возвращался домой сменить обутку (где-то потерял полуботинок, и шагал
по грязи
в носке), ковыляя, как инвалид с укороченной ногой, бабка Дуня стояла
у ворот
� поджидала. Для манеру широко раскрыла рот и двумя пальцами, большим
и указательным,
вытерла его уголки � приготовилась.
Увидев
этот жест, Дрон направился к ней, подошел, вплотную приблизил физию,
похожую на
кактус.
�
Милиция ищеть, � прошептала старуха на ухо.
�
Ага! � сказал Дрон понятливо и заковылял дальше.
�
Сдаваться пойдешь?
�
Нет.
�
Сдавайся! � крикнула старуха, � может, простят. А так больше дадут.
Сдаваться
Дрон не собирался, чуял: не сдобровать; значит , надо гулять; а
поймают, будь
что будет! Его не так беспокоило то, что жена заявила, сдала, а то,
каким
образом она властям предъявила
свой
ущерб.
Оксана
же на другой день пошла в милицию. Вошла в дежурку, гладко причесанная,
в узкой
блузке и широкой белой юбке, с чернеющими на ней, как крупные кляксы,
розами. С
людьми она работала давно, умела легко общаться. Милицию презирала, как
охранительницу �бардака в Рашке�.
Не
поздоровалась.
�
Где можно заявление подать? - спросила сухо у седого майора с повязкой
на
рукаве.
�
По поводу? - спросил он, приняв ее тон.
�
Муж избил.
�
Свидетельства имеются?
�
Нет, � сказала она.
�
А как же мы поверим?
Оксана
лишь на секунду побледнела.
�
Ну тогда вот, � сказала, � вы уж извините�
И,
повернувшись, задрала подол, показала гематомные ягодицы с впечатанными
рисунками от стопы калоши � вьетнамскими узорами.
В
дежурке находилось несколько стражей порядка. Кто-то разинул рот,
кто-то
присвистнул. А молодой сержант охально воскликнул от окна:
�
Какой товар!.. Страховать надо!
Майор,
пожелавший сохранить лицо, предупредительно вскинул в сторону сержанта
голову,
как бы осекая наперед всякие пошлости, и обратился к посетительнице:
�
Гражданочка, вы это� судмедэкспертиза не здесь. Идите сначала туда, к
их
заключению приложите заявление и после уже к нам�
�
А где судмедэкспертиза? � спросила Оксана , стараясь быть как можно
равнодушней.
Ей
объяснили.
�
Благодарю, � сказала она. И, вскинув кончик бледного носика, с
независимым
видом направилась к выходу, пошевеливая на бедрах гофрами своей белой
юбки с черными
и ужасными в своей порабощающей символике розами.
�Ничего,
� думала она на улице, тихо, по-женски рыча, � посмотрели?!�
Перед
судом мужики в камере сказали Дрону: моли бога, чтоб судья не бабой
оказалась.
Мол, фемина тебе врежет под самую завязку.
К
счастью, судьей оказался мужчина, пожилой, на вид усталый человек.
�
Ну что, � сказал он, вчитываясь в бумаги. � Дронов� Александр
Дмитриевич?
Симпатичный мужик, трудяга... Как же так?
�
Там я все написал. За границу хочет. Достала.
�
Выходит, за Родину пострадали? � произнес судья, горьковато усмехаясь.
Дрон
только щекой дернул, глядел в окно на проезжающую �Газель�.
�
Уфу-фу-фу, � вздохнул судья. � Итак. Учитывая положительную
характеристику и
ходатайство с места работы, отсутствие приводов в милицию и личность
обвиняемого, � штраф две тысячи рублей, � сказал он, переложил �Дело�
Дрона с
левой стороны на правую, кивнул дежурному милиционеру, стоявшему у
двери: �
Следующий!
Поздно
вечером тетя Дуня искала запропастившуюся куру. Прошла через
обвалившийся забор
в сад к Дроновым. Окна в доме были открыты настежь, падал на землю свет.
Старушка
осмотрела все, что было под навесом,
заглянула за строй прислоненных лопат и грабель.
Дроновы,
вероятно, отдыхали на кровати, изголовье которой находилось у окна; их
голоса
хорошо было слышно.
�
Ты что, правда, трусы там снимала?
�
А ты, когда бил, не снимал?
�
Надо же?! И все чтоб уехать в эту проклятую заграницу!
За
последнее время тетя Дуня всякое слыхала. Внуки привезли ей старый
�Самсунг�,
смотрела разные передачи , в том числе и �Дом�2�,
и сейчас, щурясь в темноту и шаркая
калошами, чтобы не споткнуться, бормотала:
�
Это что ж придумали? Чтоб уехать за границу, надо юбку задирать? А
Сашка нарочно
портрет подпортил. Видать, для баб там задница � как пачпорт?
В
августовском небе белыми штрихами падали звезды, чертили во тьме
беззвучным стеклорезом.
Желтый свет из окна ниспадал на клумбу с цветущей календулой. Над
цветами
плескалась стайка мошек, рожденных всего на одну ночь, до рассвета, �
мерцала
кучкой, играя неистово, сгорая в мгновеньях любви...
А
из окна время от времени доносились несвязные реплики двух усталых
людей:
�
Я все равно уеду�
�
Езжай...
�
Скоро зима, проклятый холод...
�
Пойми, ты не приспособлена к жизни. Мать тебя вырастила, как цыпленка,
передала
мне. Ты не сможешь там жить. Там ты никому не нужна.
�
Я знаю, что я никуда не уеду.
�
А почему тогда паспорт делаешь?
�
Не отнимай у меня мечту.
14 октября 2012 г.
Айдар
Сахибзадинов родился
в Казани в 1955-м году, учился в Казанском государственном
университете. В 1993-м году закончил Литературный институт им.
М.Горького. Живёт и работает в Москве. Публиковался в журналах
"Октябрь", "Наш современник", "Флорида", "Казань", "Идель", "Литучёба",
представлен двумя рассказами в сборнике "Русская литература народов
России 20 века" при журнале "Дружба народов". Автор трех книг прозы:
"Ни в селе, ни в городе", "Скованные одной цепью", "Сентябрьские
груши". Лауреат журналов "Флорида" (2010 г.) и "Казань" (2006 г.).
Лауреат Всероссийской премии им. Г. Державина (2012 г.).
|