Ян Каплинский (Эстония)

 
*  *  *

Язык родника под ольхами почти как родной
знаком но непереводим
как все языки мира все симфонии и картины
гобелены, глиняные сосуды, серебряные ложечки
или набухающие почки на дубовой ветке
что я подобрал на морском берегу
язык - не мысль а сеть для ловли мыслей
для ловли ветра и ряби на вечернем пруду
язык - течение несущее нас меж камнями и омутами
к конечной точке, к морю

*  *  *

Моя кровь - эритроциты и лейкоциты - ничего обо мне
не знают кроветворные клетки не ведают что творят
и кости несут свое бремя не думая об этом
разве мысли знают что они мои разве я
знаю мои мысли - что такое я
если не безмолвные мысли о мыслях
о замерзающих пальцах о подступающих сумерках
наполняющих комнату где на миг не остается
ни меня ни моих мыслей и воцаряется
слегка пахнущее сиренью небытие

*  *  *

Разве и эта жизнь - как все другие - лишь дырявый мешок
твое я лишь забытый рубец на коре сосны
стоящей на перекрестке но пути назад нет
всё что когда-то случилось все чаще глядит на тебя
черными глазищами все окна без занавесок и у лампы
больше нет сил противостоять теням играющим с тобою в прятки
в будущем отражается лишь чья-то улыбка из темноты
и еще не раскрывшиеся липовые цветы - а запахи
ничем не отражаются они родились вместе со мной
и живут со мной до конца своей тихой жизнью
воображение играет с невообразимым конечное с бесконечным
но даже частицы и тени распадутся -
останется только излучение

*  *  *

Ветер откуда-то издалека как будто из детства
где он играл моими волосами и снами а дню не было конца
ветер вряд ли меня узнает я и мой мир изменились
и сны не такие какими были в двадцатом веке
где я оставил так многое � следы, строки,
победы и разочарования � ведь все это ему и досталось
ветру � как и все вопросы без ответов - трудно было понять
что ветер - вольный дух который дышит где хочет
и мы не знаем откуда он приходит и куда уходит
помнит ли он мои глаза что видели его
в самом начале - подобно тому как они видели
синеву весеннего неба и агонию пламени под золой
ведь и я заметил белизну ветра и узнал запах свободы -
свободы оставить ветру свои следы и самого себя

*  *  *

Это было как будто вчера я встал из-за стола утром
оставив свою биографию недописанной и недочитанной
не помню верил ли я что смогу просто так
уйти из одной жизни и вступить в другую
или то был лишь миг забытия...
вернулся я спустя полвека это было почти так же трудно
как умереть и родиться заново
но моя первая жизнь шла своим чередом
без моего ведома и желания без моего участия
а на том столе осталась лишь тень прежнего меня
все к чему я привык теперь не существовало
моя биография мнения мой стол кровать
никто теперь не помнил что такое чернила
и чернильница что такое хорошо и плохо
что такое подлинное счастье и настоящее время
потому что прошедшего и будущего давно уже не было

Евгений Степанов (Москва)

 

Спелое солнце

спелое солнце - похожее на разрезанный арбуз -
                                                    садится в Азовское море
мыс Казантип
я не понимаю что я делал почти 50 лет в Москве



*  *  *

окно в Европу
окно в ноосферу

ничего не хочу

только � окно
                 в твое непостижимое сердце



Все дома

заснула крошечная внучка Катинка
                                             ее мама Настя
                                             и папа Кубера
и Наташа похожая на мадонну
                                             тоже заснула
все дома
я поправил всем одеяла
и теперь могу спокойно почитать стихи моего любимого поэта
                                                                                    Поля Элюара
�один журналист спросил у меня что такое счастье?




Фестиваль поэтов

поэзия как вид болезни
            как массовый психоз
            как метод автотерапии

и - вдруг! - о чудо
          одно хорошее стихотворение

поэзия как спасение

Ирина Гривнина (Голландия)

 
Памяти России

Где-то там есть -
Россия
за стальною чертою
границы
голоса в телефоне
и на фотографиях
лица

Свищет ветер недобрый
и темные ели качает
выдувает тепло и любовь
тонко стекла звенят
студит души друзей
ледяною бессонной печалью
и помочь им -
нельзя

Далеко-далеко
в тихом горном селенье
мы по вашим часам
Старый Год провожаем
втроем
мы не спим вместе с вами
мы слушаем старые песни
и гитары звенят о былом
о былом
о былом...

И цыганки плывут
и манят
в путь за призрачным счастьем
 и убитый трубач
горн помятый подносит к губам
и господ офицеров
вперед
посылает сигналом звенящим
и охрипшие зэки
из окон тюремных кричат
. . . . . .

Где-то там есть -
Россия...
Будит песня уснувшую память

Где-то там есть -
Россия...
Звон гитар пробирает до слез

Где-то там есть -
Россия...
Нас друзья за столом вспоминают

Где-то там есть -
Россия...
Ветер...
Темень...
Мороз...



Крайний Север

Здесь золото
Рекой из-под земли
Течет в подставленный мешок
И бич
В него по локоть руки
Опускает
А после спать не может

Здесь река
Стремясь за край земли оледенелой
В водоворотах камни разбивая
Меж черных берегов
Поросших лесом
Течет

Здесь на дороге у поселка
Фанерный щит
Приезжих приглашает
В Долину Золотую Индигирки
И ï¿½ врассыпную -  
Домики за ним
Убогие

Здесь Вечная Зима
На время
С неохотою отступит
И снова
Льдом и снегом одевает
Измучанную землю

Здесь мои
Друзья прожили год
В том шалаше
Где с милым � рай  
В халупе в три окошка
Морозом разукрашенных

Здесь ждали
Гостей �с материка�...



Открытка из Старой Риги

По серым мостовым
меж серых стен
не видя ничего вокруг
бродили
и помнили
одни дурные вести
из дому

Ледяной недобрый дождь
загнал нас в холл
пустынного отеля
мы сели
у огромного окна
в нем билась
серая река о камни
и
хмурый и чужой
холодный город
в глаза глядел нам

Строгий силует
казался нарисованным на бледном
Балтийском небе -  
древнего величья
обветренный и обветшалый призрак
посеребренный влагою

Вернуть
не в силах ты тот горький день
но � голос
старинного органа
в утешенье
тебя вдруг позовет путь повторить -  
по серым мостовым
меж серых стен...

Художник

              Брониславу Тутельману


Замыкают бетонные стены
Колодец двора
Ровен серый асфальт
И на небе � решетка лежит
Двадцать два шага с четвертью �
Круг
Отвернись от себя
Солнце � в луже �
Монеткой начищенной
Медной
Дрожит
     Набирайся терпенья
Тянуть неотмеренный срок �
Каждый день
Каждый час
Каждый год �
Точно век �
Тороплив
Оглянись на себя
Промолчи �
Помоги тебе Бог! �
Поздно спорить о прошлом
Его не простить
Не забыть
     Словно слышен еще
В тишине треск костра на снегу
Разлетаются светлые искры
Пылает лицо
Их речей бесшабашных
Несмолкшее эхо в лесу
     Замыкает твой мир
Безразличный шершавый бетон

Ян Пробштейн (США)

    

*  *  *

Нет, никому  здесь она не нужна,
голая правда, гулящая девка �
пренеприлична, какого рожна
надо ей здесь, где всё чинно и крепко
спаяно, слажено наверняка,
выпады здесь не нужны, эпатажи,
здесь неуместны пророчества даже -
как от реальности всё ж далека.
Что у нее, право, общего с нами?
Нет, ей не место на форуме, в храме,
лучше в психушку её под замок -
что она мечется стерва шалея?
Вызвать охрану - гони её в шею!
Эх, посадил бы в тюрьму, если б смог.




*  *  *

Отсеки все лишнее:
разговоры, случайные встречи,
знакомства, развлечения,
необязательное чтение,
мелкие радости,
крупные гадости -
и внимательно гляди
по ту сторону жизни




*  *  *

Те, кто гуляют с собаками по ночам,
ведут одиночество и бессонницу на поводке:
вот одиночество лапу задрало, а вдалеке
бессонница бродит, как сука без кобеля.
Тем, кто гуляют с собаками по ночам,
вряд ли нужны собеседники и друзья:
выходят в час волка, собаки и просто так,
в слякоть, а то и в дождь проливной.
Нет, гулять по ночам без собаки нельзя никак,
и не поймешь в ночи, чей раздается вой.



             

Антон Крылов (Санкт-Петербург)

Часы

Пересечение абсциссы
проезжей улицы с безлюдной ординатой
прямого переулка
место
где неисправные часы
похожие на плоский белый ноль
двенадцатью глазами
считают окна двери люки урны нищих
число которых не меняется
а также
следят за отпечатками перемещений
проворных горожан
и признаков сезонных перемен
не понимая почему
забытое часами время
течет не глядя на остановившиеся стрелки
назло наперекор
помимо невзирая
вопреки



Азъбука

Рцы розовея рассветом радует
слово стекает
покой пьет падая
буки безбожным
земля замедлится
червь человеку
добро да делится
како касается кольт кобуры
ижица
твердо
люди
еры



Титан

Не знал Прометей, что орел - это герб, а не птица,
что огонь невозможно украсть, пальцы не опалив,
что всему есть причина или, как минимум, повод,
что он сам - только миф, несмотря на реальность горы,
что в любом из героев (мужей) есть немножко от Геры,
что в Геракле есть тоже чуть-чуть, но не будем об этом,
что любовь все равно победит на земле, но не здесь и сейчас,
что в Ахайе любовь победит, а Олимп проиграет,
что цепей размыкание суть электричеству смерть
что он смерть пережил или жизнь (парадокс) переумер,
что пора воскресать, но пернатый клекочет: не сметь!

Борис Колымагин (Москва)

 

Вентспилские записки

Labrīt! Labdien! Labvakar! Sveiki!
И полынья между домами
общины русской
и латышской
ее словами не закрыть
но улочки ведут безбедно
к заснеженному побережью
и точки, точки, запятые:
гуляет публика,
а море
обозначает корабли
и рай неведомой земли.
Uz redzēšanos! Sveiki!



*  *  *

Поля снегов, поля души
Недвижны, только заяц пляшет
И хутора глядят антеннами
На запад снов
Автобус заберет в ближайший городок
Не рынок � шопотерапия
Капуста квашеная четырех сортов
Сметана � ложку ставь, не упадет
А рыбный погребок � весь соль и запах.
Обратная дорога в темноте
По тоненькой кишке от остановки
По отраженью Млечного пути.



*  *  *

У мола лениво жует
траву воды
винт сухогруза
суда пасутся
ждут своего часа
захода в Венту
скульптура "Корова матрос"
в объективе
они подойдут, заговорят
и я не пойму
в чем дело
подержу ребенка
вытряхну мелочь
"Сходи в магазин", - попрошу сына
и постепенно дойдет:
здесь мертвые и живые.
Ничего страшного.
Только что это значит?
Умереть легко
в здравом уме
накануне еще причаститься.
Но я говорю не о переходе
а о новом пространстве
просто реальность
такая же, как прогулка на рынок
и суета
обыкновенная проза жизни.
Тихо суда проходят
плечо задевая
зеленый маяк гонит их
к терминалу

Катя Айзенштадт (Москва)

*  *  *

Я не увижу Пабло Пикассо,
Его морщинами изрытое лицо,
Его шутов в кочующей кибитке.
Под небом голубым увозят свитки:
Тень, девочку на шаре, и никто
Не остановит цирковой парад,
Он для меня останется загадкой,
Тот синий оттиск на бумаге гладкой.
Жонглёры, чёрно-белый маскарад
В ночном квартале, всё проедет мимо,
Фанера скрипочная, белый профиль мима,
Зелёным маслом завтрак на траве,
Бой матадора, аутодафе
Со смертью, в образе чернеющей глазницы.
Я не увижу их, а ночью мне приснится
Дождь за окном и тёмное кафе.



*  *  *

Как хорошо, что тема � нам на выбор,
Как чушь ночная, выгребай из сна,
Из колтунов надуманных, случайных
Обрывков мыслей, страшных оговорок.
Из створок смерти, на задворки счастья,
Из праздника, из хлипкого участья,
Греби. На вёсла. К тем высоким соснам,
К тем нерождённым мачтам, к маякам
Зелёных поцелуев, к городам
Семейных склепов.
Выгребайся сам,
Выныривай к столу, где время стёрло,
Как лужи, пятна лиц и пиджаков,
Здесь нет хребтов, скелетов, слов,
Нет голосов � очищенные колбы,
Промытые до слёз.



*  *  *

Когда мы встретимся за зыбкою чертой,
Мой собеседник, вот наговоримся!
За чашкой кофе в облачном кафе,
За столиком из лёгких сновидений.
Я прихвачу с собой листвы осенней
И запах булочной. В широких галифе
Предложит звёздное меню проныра-кот,
Ночной ловец пустот и многоточий.
Отпразднуем небесный тет-а-тет,
Нам будет день широк, срок расставания � неточен.
Транжиры времени, из лунного кармана растратим пустоту
Небес осенних, раннюю весну и запах лета пряный.
Всё, до гроша из жизни продувной �
В ладони вечности. За дверью, в проходной,
В пространстве смерти � мокрая одежда
Под номерками лет, и прежде,
Чем мы покинем светлый день,
Уроним взгляд туда, где с нами наша тень...

Анна Иглина (Донецк, Украина)

 
*  *  *

Вспомнив известную особенность иконы Богородицы
(У Марии губы юной девушки
 И глаза потерявшей всех родственников женщины),
Ты подумаешь, что у Вавилонской блудницы
Половина лица должна быть взята у девушки,
А половина � у старухи.
Загадка Богородицы против наглядности до безобразия.
И ты нарисуешь Блудницу.
А нарисовав, порвешь рисунок.



*  *  *

Если нить Ариадны умножить на несколько тысяч
И играть получившейся пряжей, как на душу Бог положит,
Рано ли, поздно ли, из нитей сплетется
Фигурка, напоминающая зверя-уродца.
Она станет твоим двойником.
И отобразит все, чем ты есть на свете.
Завоет ветер�
Когда ты выйдешь из не-бездны,
Но еще не дойдешь до бездны �
Будешь рад любому сору,
И всему найдешь применение,
Но все будешь использовать одним и тем же способом,
И количество не будет переходить в качество,
Так как от страха мозг будет отключаться.
И в связи со словом �пространство� будет вспоминаться не воздух,
А чья-то громадная туша.
Станет душно.
А когда войдешь в бездну, о висок рукой будет биться мальчик.
�Будто рыба об лед�, � подумаешь ты, но скоро поймешь,
Что виски твои � лед, и почти каждый здесь � рыба.
Бог дал зайку, даст и лужайку.
Станет жарко.
Виски растают. Выглянет солнце



*  *  *

Рыбий хвост вместо ног � старо... ну, почти как мир.
А вот рыбий хвост вместо рук? Явление тоже довольно старое.
Он растет назад у некоторых потомков тех,
Что всю жизнь держали руки сведенными за спиной �
Вначале � в наручниках, а потом � по привычке.
Если бы это явление встречалось несколько чаще,
Это дало бы повод торжествовать чудакам-ламаркистам,
Но явление встречается очень редко.
Среди хвосторуких бывают и те, у которых хвост превратился в крылья.
Они вышли за грань свободы и рабства.

Андрей Насонов (Краснодар)

*  *  *

Ничком в траве
посредине зноя.
Много неба
цикорий и цокот
различных крылатых
хрящевых и хрустящих
пронзающих звуком
нательное далее тело.
И кажется, сверлят мозг.
Разбирают тебя,
чтоб в тебе разобраться.
Осталось много лишних
винтиков шпунтиков.
Муравей оттащит к себе скуку,
червяку понравилось чувство
езды в метро,
земляная оса забрала
несколько сочных страхов.



*  *  *

Последний трамвай ушёл ещё вчера.
Мы шли по сказочно пустому городу
сонно моргающему светофорами.
Нам было не страшно,
потому что казалось, нет никого
кроме нас. Мы дошли до парка
с микроскопическим вождём
на горе-пьедестале.
Парк казался заброшенным.
Мы сели в центре
потухшего фонтана,
как раз там где раньше
извергалась вода, а теперь
покоились камни. Я обнял тебя сзади.
Луна облила нас гипсом.
И мы были, как памятник,
Который увидел будущее,
Но так и не шевельнулся.

Иван Волосюк (Донецк, Украина)

*  *  *

Серебро требует легатуры,
оно разбавляется медью,
так же, как и вино разбавляется водой.

Нельзя дышать чистым кислородом.
Только этим оправдывается существование воздуха.



*  *  *

Арифметика зимы
(четыре простейших действия):
вычитание света,
прибавление холода,
умножение снега,
деление с остатком
твоего тепла.



*  *  *

Человек с точки зрения камня
должен быть тверже.